Книга Этелвен Тайос - Дарелл Швайцер

лежала на палубе насытившимся зверем и повсюду в дереве виднелись пробоины, словно бы прогрызенные.

Наконец, посреди ночи, путники высмотрели две горы, прозванные Тёмными Сестрами, разглядели между ними созвездие Жабы и поняли, что обнаружили логово Этелвен Тайоса.

Эом и Камдок стояли перед гигантскими эбено-чёрными вратами чародейского замка и гадали, как же попасть внутрь.

— Разве вы не можете достать меч и порубить эти ворота на огромные звенящие ломти? — поинтересовался ученик.

— Мог бы, — ответил человек Сумрака. — Уже был схожий прецедент, совершённый в старину героем Леотриком, но, думаю, именно в этом случае скорее требуется хитрость и тонкость, чем магический клинок и сила держащей его руки. Смотри же.

И мальчик смотрел, когда его мастер направился в темноту у самых врат и, напрягая глаза, он различил, что склонившийся Эом шептался с какой-то сидящей фигурой. Камдок осторожно подошёл поближе и увидел, что там на песке сидело два человека, выглядящие, как очень древние мумии, которые столь долго не сдвигались с места, что пустыня сгладила их колени, как морской прилив сглаживает скалы. Меж ними стояла шахматная доска на подставке. Не в силах победить один другого, они играли целые эпохи, как и замыслил Этелвен Тайос.

Когда Эом что-то проговорил на ухо одной из мумий, это создание поднялось. С перевязанных ног ссыпался песок и, будто сухое дерево, заскрипели суставы. Оно нетвёрдо подковыляло туда, где соединялись две створки ворот и сотворило перед ними знак. Раздался густой рокот и диво! створки ворот раскрылись, оставив достаточно широкий проём, чтобы сквозь него проскользнул не слишком тучный человек.

Затем, вернувшись к игре, мумия передвинула одну фигуру, поставив противнику мат и рассыпалась во прах, завоевав обещанную победу и заслужив освобождение. Другая же осталась одиноко сидеть на песке, внимая вечности.

Внутри оказался дворик, полный песка, из которого вырастали металлические цветы. Мастер предупредил мальчика не трогать их, поскольку заметил, как лепестки бритвенно-остро сверкали в звёздном свете. Они вошли в дверь из чёрной слоновой кости, через которую в мир выходили злобные грёзы из воображения Этелвен Тайоса. Она была раскрыта нараспашку, как это всегда бывало по ночам. За дверью находился обширный чертог, вымощенный сверкающим чёрным камнем, с высящимися столбчатыми аркадами. Во тьме над ними, на невидимом потолке, гнездились вампиры; в окружающей тьме парили жёлтые глаза, словно искры из костра. Где-то хихикали неземные голоса. Прямо перед незваными гостями, вела вверх лестница из чего-то, что выглядело раскалённым докрасна мрамором. Эом и Камдок присмотрелись к ней поближе и увидели, что на самом деле это оказалось некое прозрачное вещество, заключающее внутри пузырящуюся красную жидкость.

Сумрачный Человек поставил ногу на первую ступень и раздался слабый крик, трепещущий, как мотылёк, пока не затих далеко в вышине. Он поставил вторую и послышался другой крик. Камдок трясся, чуть не лишаясь чувств от страха, пока его мастер убеждался окончательно. Каждая из этих ступеней была узилищем, удерживающим какую-то проклятую душу, заточённую там Этелвен Тайосом.

И, подняв свой солнцекованный меч, Эом глубоко вонзил остриё в первую ступень, прошептав при этом: — Упокойся, друг, пришло твоё избавление.

Ступень умерла без единого звука, на пол брызнула кровь. Со второй он поступил так же и, поражая каждую со словами: — Упокойся, друг, — Эом сумел подняться по лестнице, не подняв тревоги. Камдок следовал за ним вплотную, с трясущимися коленями и вытаращенными глазами. Когда они достигли верха, лестница за их спинами стала тусклой и хрупкой, как вереница расколотых стеклянных гробов. Вся кровь вытекла наружу, слившись в озерцо на полу внизу, куда подбирались лакать скрюченные фигуры из мрачных закоулков чертога.

Лестница привела их в покой, заполненный Сутью Ночи — столь непроницаемой чернотой, что никакой земной свет не мог пронизать её и в которой звёздный меч пригас до еле заметного свечения.

Эом осторожно пробрался через этот покой, ведя своего ученика за руку. Казалось, сама Ночь приветствовала его. Эом пребывал в своей стихии. Он нашарил металлическую ручку другой двери, открыл её, очутился на свету (который отчего-то не проходил дальше, чтобы осветить предыдущую комнату), и обнаружил, что попал в логово дракона, без которого, в сказках и песнях, не обходится ни один приличный замок злого волшебника.

Прежде, чем Эом хотя бы увидел эту бестию, он уже понял натуру своего врага, поскольку этот чертог чистили не очень хорошо и не очень часто; тростник на полу слежался, воздух загустел от вони драконьего навоза, который, кажется, был везде, куда ни посмотри. Затем чудовище развернулось с вершины обвитой им колонны и скользнуло вниз. Это был великолепный экземпляр, футов в сто или даже больше, с торчащими по всему телу зазубренными шипами, а на конце хвоста — обоюдоострая пластина, похожая на палаческий топор. Пасть дракона была чересчур ужасна, чтобы долго к ней приглядываться; из этой пещеры кожаным бичом хлестал язык, а усеивающие её зубы походили на целый арсенал мечей, приберегаемых для особо бурной войны. Изнутри доносилось барабанное биение драконьего сердца, а временами и низкое стенание какого-то горемыки, возможно, проглоченного лет десять назад и медленно перевариваемого. Когда это создание двигалось, то шумело так, словно каждым шагом валило огромное дерево и словно работники тащили это дерево, обмотанное цепями, по гладкому полу.

Первым ударом Эом отрубил кончик языка, который попытался его захлестнуть. Дракон испустил рёв боли и ярости, а из его ноздрей вырвалась пара облачков пылающих испарений. Вторым ударом Эом срубил один из зубов; ещё одним он парировал взмах ужасающего хвоста. Но он понял, что не сможет сразить своего противника, ибо все чешуйки на верхней части драконьего туловища были из воронёной стали, прочнее его меча, пусть и магического. Уязвимо оставалось лишь нежное брюхо, не защищённое ничем, кроме редкой бронзовой чешуи. Эому следовало как-то заставить дракона перевернуться на спину — задача явно безнадёжная, ибо драконы переворачиваются лишь во сне и лишь, когда сновидения у них неприятные. (Так утверждает Кеотак Путешественник в своём «Бестиарии». Поверим ему на слово.)

Оставалось лишь одно. Эом отступил назад, в покой, заполненный Ночью, подгоняя Камдока перед собой. Он встал за дверью и, когда дракон вошёл внутрь, закрыл её за ним.