Книга Покоряя Эверест - Джордж Мэллори

ним. Но лишь по малой ее части можно заключить, что альпинизм в техническом смысле предлагает эмоциональный опыт, которого невозможно достичь иным способом. Несколько эссе и описаний действительно дают некоторое представление о том, что вовлечена именно духовная часть человека. Но большинство тех, кто описывает экспедиции, даже не рассматривают их как приключение, тем более – не рассуждают об эмоциональных переживаниях, свойственных альпинизму. Некоторые авторы после регулярных осторожных ссылок на очевидные факты вставляют абзац, вкратце посвященный эстетическому переживанию. Большая часть – и, возможно, самая мудрая – делает легкий намек на подобные чувства или вообще пренебрегает ими.

И все же не так уж и сложно писать об эстетических впечатлениях так, чтобы порадовать читателя. Если мы не слишком требовательны, многие писатели могут угодить нам в этом отношении. Даже не будучи взволнованы описанием до глубины души, мы можем довольствоваться историей любого, кто заставит нас поверить, что он испытал эстетическое переживание. Мы можем не прочувствовать его вместе с автором, но, если он найдет простые слова, будем в восторге от самого осознания, что он способен на те же переживания, что и мы. Но писатели-альпинисты, как правило, не преуспевают даже в этой малости. Если им хватает отваги попытаться описать закат или восход, при чтении часто ощущается неуверенность, что они и вправду это чувствовали, – даже если прекрасно знаем, что они переживали то же, что и мы.

Эти замечания о нашей горной литературе сделаны не в качестве порицания или разочарования; они высвечивают явления, которые можно объяснить не столько природой самих альпинистов, сколько характером их деятельности. Объяснение, которое мне кажется самим собой разумеющимся, легко вытекает из самой концепции альпинизма. Полагаю, что, выраженная или невысказанная, она является общей для всех нас, «высокомерных скалолазов». Мы не утверждаем, что наши эстетические переживания восходов и закатов, облаков и грома – самые важные детали альпинизма, но эти индивидуальные переживания в принципе неотделимы от впечатлений и опыта всего восхождения, каталогизировать и передать как некий отдельный жизненный опыт. Эти детали не случайны в альпинизме, а жизненно важны, они – его неотъемлемая часть. Это не декоративные, а структурные элементы; это не различные объекты, вызывающие всплески эмоций, а части общего комплекса чувств, целого эмоционального фона. Они похожи на хрустальные горные озера, что встроены в окружение и обязаны своей жизнью непрерывному потоку.

Именно это единство делает тщетными столь многие попытки описать эстетические детали в отрыве от всего остального. В них ускользает суть, и потому эти тексты не трогают и не волнуют наши сердца, ведь в них описаны всего лишь фрагменты. Если мы выделим один момент и представим его эмоциональное свойство отдельно от целого, он потеряет саму суть, что придавала ему ценность. Значит, если мы описываем в эмоциональном ключе какую-либо часть экспедиции, мы должны писать так обо всем приключении от начала до конца.

Хорошо проведенный день в Альпах подобен великой симфонии. Анданте[21], временами ускоряющееся до андантиссимо, в первой части – мрачный и мучительный подъем по морене[22]. Но все это вмиг забывается, когда голубой свет рассвета замерцает над твердым, чистым снегом! Возникает новый мотив – нежно и очень мягко вступают малые духовые инструменты, гобои[23] и флейты. Он еще отдаленный, но мелодичный и уже бесконечно обнадеживающий. В набирающем силу свете этот мотив подхватывают скрипки, и он взмывает на всех смычках, терзающих дрожащие струны, пока вершины, одну за другой, окутывает золотая паутина дня. А затем уже весь оркестр в торжествующем единении заполняет музыкой все пространство, резвясь в триумфальном веселье, потому что вот вы наконец маршируете, весь трепещущий от теплой крови, под ярким солнцем. И так в течение дня сменяющие друг друга настроения создают целую симфонию. Аллегро[24], когда вы довершаете экспедицию, но исход ее все еще под вопросом. Возможно, скерцо[25], когда вы перепрыгиваете через последние камни гребня[26] или прорубаете ступени на финальном коротком склоне, а ледяные осколки танцуют и плывут, искрятся, и брызжут, и прыгают с чарующим весельем по хрустящей поверхности в своей безумной глиссаде[27]. А затем, на спуске, иногда снова анданте, ведь, хотя вершину еще предстоит покорить, вы забыли, что спуск может быть тяжелым и долгим. Но в конце снова скерцо – с затиханием на закате.

Все экспедиции в Альпах отличаются друг от друга так же, как различные симфонии, и каждая из них – это новый опыт. Не все одинаково полны надежды и силы. И меняется не только соотношение мрачного и приятного, но и качество этих и других ингредиентов, способ их смешения. Но каждое горное приключение эмоционально завершено. Дух отправляется в путешествие так же, как и тело, и у этого путешествия есть начало и конец, и оно переплетено со всем, что происходит между этими точками. Нельзя сказать, что одна часть вашего приключения была эмоциональной, а другая – нет, как нельзя сказать, что одна часть экспедиции была путешествием, а другая – нет. Вы не можете изъять части и по-прежнему иметь целое. Ценность каждой части зависит от всех остальных частей и от того, как она связана с ними. Великолепие восхода солнца в Альпах зависит от того, что было и что грядет; без умирающего дня и грядущей ночи закат поразил бы вас меньше, а огоньки в глубине долины потеряли бы очарование обещанного покоя. Более того, экстаз от покорения вершины обусловлен событиями подъема и перспективами спуска.

Горные пейзажи занимают в нашем сознании то же место, что и запоминающаяся мелодия. Нет разницы, ловлю ли я себя на том, что напеваю некую прекрасную симфоническую мелодию или смотрю на особое расположение скал и снега, или пика и ледника, или на что-то более скромное, вроде цветовой гармонии луга и душистого соснового леса в Альпийской долине. Впечатления от увиденных мест даже без зова возвращаются в наше сознание, так что в нашей памяти есть целая серия уголков, где мы любим проводить праздные минуты, – словно гостиницы, приглашающие нас на привал. И многие из этих пристанищ[28] настолько приятны и удобны, изучены нами вдоль и поперек, что мы мысленно легко переносимся туда, ведомые инстинктом возвращения домой, и не испытываем удивления, оказавшись там, какими бы далекими ни были эти места. Похоже, что у многих людей есть свой странный мир грез, где они любят непринужденно бродить, «сорвав земного разума вериги…»[29]. Где нет ни усталого тела, ни тяжелых конечностей, но где наш дух течет