Книга Четвертое июня. Пекин, площадь Тяньаньмэнь. Протесты - Джереми Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работа над книгой продвигалась медленно, пока в жизнь моей семьи не вошла группа замечательных людей. Доктор Хамад Абдул Раман вывел нас на верный путь и удержал на этом пути – большое вам спасибо. Столь же огромная благодарность Кристине Абасоло, Нэнси Бартон, Марку Карри, Саре Гэтисс-Браун, Дэйву Гэтиссу, Кариму Джону, Нушабе Нушин, Мишель Сейгель, Кэтрин Уильямс, Пэм Воронко и другим учителям и воспитателям. Сострадание и позитивный настрой, которые все мы – Лора, Генри и Лео – почувствовали тогда и продолжаем чувствовать, сложно переоценить. В последние месяцы написания книги травмы бедра и спины сделали мою жизнь (и набор текста) трудными и болезненными. Надин Нембхард из «Рестор Физиотерапи» помогла мне и дала возможность почувствовать свою силу. Заботливые опытные специалисты, о которых я говорю в этом абзаце, возможно, не осознавали, что помогли мне закончить книгу, но я не могу не отметить их вклад в мою работу.
Хронология
Часть первая
КИТАЙ В 1980-Е ГОДЫ
Глава 1
Счастье
Поначалу казалось, что жизненные пути Лу Дэчэна и Чай Лин в 1980-е годы никак не совпадали. Лу, которому летом 1981 года исполнилось 18 лет, работал автомехаником в тихом городке в провинции Хунань. Он был вспыльчивым и упрямым, и у него были неприятности с законом – после того как он добавил каплю пестицида в термос своего коллеги [Chong 2009: 74]. Лу был опытным механиком, но возможности развиваться у него практически не было. Чай Лин была на три года моложе Лу Дэчэна, и перспектив у нее было больше. Она была талантливой студенткой-отличницей. Родилась Чай Лин в обычном городке в провинции Шаньдун, а в 1983 году сдала экзамены в Пекинский университет – ведущее высшее учебное заведение Китая. У Чай была возможность учиться и расти, она находилась в «яркой, динамичной» университетской среде 1980-х. Чай Лин изучала психологию, занималась бегом, писала для университетской газеты, вошла в руководство студенческого совета, работала в кофейне, по субботам ходила на танцы [Chai 2011: 38].
1980-е в Китае были сложным временем – одним эти годы дали больше свободы и возможностей, другим – чувство тревоги и неопределенности. Чай Лин в этих условиях могла оказаться в «победителях» – на вершине социальной пирамиды, а у Лу Дэчэна таких возможностей не было. Но Чай и Лу объединяло одно событие: их жизни резко изменились в связи с событиями на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Чай стала олицетворением студенческого движения в Пекине. Она была оратором и вдохновила сотни людей присоединиться к решающей голодовке, она стала самопровозглашенным лидером одной из протестных площадок в конце мая 1989 года.
3 и 4 июня 1989 года во время жестокого подавления протеста силами НОАК Чай Лин оставалась на площади с последней группой студентов, пока армия не позволила им уйти. Чай вскоре бежала из Пекина, а затем покинула Китай и начала новую жизнь в США.
Лу Дэчэн стал известен в мае 1989 года. Услышав о студенческой голодовке, он вместе с друзьями отправился из провинции Хунань в Пекин. Они хотели атаковать «сердце диктатуры» КПК. 22 мая 1989 года Лу и его друзья забросали наполненными краской яйцами портрет Мао Цзэдуна на площади Тяньаньмэнь. Опасаясь, что вандализм чужаков вызовет насильственную реакцию со стороны правительства или что метатели яиц сами окажутся засланными правительством подстрекателями, студенты передали Лу и его друзей полиции. Лу был приговорен к 16 годам заключения за контрреволюционный саботаж. Он был освобожден после девяти лет заключения; через несколько лет он бежал из Китая и оказался в Канаде.
Однако участие в протестах на площади Тяньаньмэнь не единственное, что связывает Лу Дэчэна и Чай Лин. Судьбы таких людей, как Чай и Лу, проливают свет на обстановку в Китае накануне событий 1989 года. Опыт этих людей повествует о том, что́ в 1980-е годы делало людей в Китае счастливыми, а что раздражало и злило. Радостные моменты их жизни рождали надежду. Но они терпели неудачи, получали душевные травмы, которые неизбежно лишали их веры в счастливое будущее. Это в конечном счете и стало причиной протестов. Чтобы в полной мере оценить события на площади Тяньаньмэнь, нам нужно обратиться к глубинным мотивам протестующих, узнать, какие события предшествующего десятилетия порождали в них радость и гнев.
18 сентября 1976 года учитель средней школы, в которой учился Лу Дэчэн, подверг его резкой критике, потому что Лу не заплакал на гражданской панихиде по Председателю Мао. Смерть Мао Цзэдуна не изменила в Китае все и сразу, но конец эпохи Мао и Культурной революции (1966–1976) открыли путь к личным и политическим свободам. В 1970-е годы даже школьникам приходилось сталкиваться с критикой и участвовать в политических ритуалах, таких как организованный коллективный плач. Людям, осмелившимся открыто критиковать Мао, и даже тем, кто неумышленно осуждал вождя, грозило тюремное заключение. В конце 1970-х местные суды пересмотрели дела этих «контрреволюционеров», освободили их и возместили ущерб [Leese 2015: 102–128]. Контрреволюция как преступление формально сохранялась в законных актах и в течение 1980-х годов, но китайцам по большей части уже не приходилось бояться, что их коллеги, соседи или члены семьи могут считать их политическими врагами.
Конец 1970-х также принес освобождение от официальной системы классовых ярлыков, которая стигматизировала миллионы семей с тех пор, как коммунисты пришли к власти в 1949 году. Изначально система предназначалась для наказания помещиков и капиталистов, эксплуатировавших крестьян и рабочих в 1950-е годы, а также для наблюдения за ними. Однако в 1960–1970-х классовые ярлыки превратили китайское общество в кастовую иерархию, ограничивающую доступ к системе образования и трудоустройству детям политических врагов. Последние во времена правления Мао были объектом преследований и насилия со стороны участников различных политических движений. В 1979 году высшее коммунистическое руководство страны заявило о прекращении использования таких ярлыков, как помещик (чжуди) и зажиточный крестьянин (фунун); все сельчане назывались теперь просто членами коммуны (гуншэ шэюань) [Brown 2015: 73]. Модернизация, а не классовая борьба против бывших эксплуататоров, стала главным направлением политики партии.
В 1980-е годы модернизация рождала радость и надежду. Для многих, особенно для студентов и представителей интеллигенции, это означало свободу. Можно было получить высшее образование, обсуждать различные вопросы, читать иностранные статьи и книги, ездить за границу на научные конференции. По сравнению с десятилетием 1970-х это было серьезным шагом. Физик Фан Личжи, осужденный и «перевоспитанный» каторжными работами в угольных шахтах во времена Мао, в конце 1970-х и начале 1980-х годов читал лекции по всему Китаю, бросая вызов классическому марксизму. Фан писал об этом опыте: «Я пришел к выводу, что главная проблема, с которой столкнулась модернизация в конце 1970-х годов, заключалась не в том, что люди были невежественны, а в том, что они даже не знали, что они невежественны» [Fang 2016: 186]. Марксизм по-прежнему оставался доминирующей идеологией, однако курс на модернизацию в 1980-х означал, что у Маркса и Энгельса появились идеологические конкуренты.
И
