Книга Лесная герцогиня - Симона Вилар

Герцога Лотарингии вышла встречать вся свита. Ренье учтиво помог Эмме выйти из возка. Она невольно замерла, пораженная великолепием: двор был вымощен ровными плитами, стены из дикого камня и кирпича покрыты цветной штукатуркой, проемы многочисленных полукруглых окон украшены канонами, а кровля позолочена. Во внутренние покои вели широкие двери с резными единорогами на створках.

Герцог с супругой поднялись на крыльцо, где их с поклоном приветствовал важный дворецкий и уведомил, что к приезду герцога все готово. Потом костлявые пальцы Ренье сжали до боли запястье жены, и чета вступила под своды дворца.

И снова Эмму поразила роскошь убранства. Бронзовые, в человеческий рост, светильники разливали яркий свет, бликами отражавшийся от глянцево-розовых мраморных колонн. Таким же мрамором были отделаны полы, перегородки. Стены богато изукрашены мозаикой: лики святых, сцены побед первого Каролинга Карла Великого, виды природы. Яркость красок заставляла остановить взгляд на этом великолепии. Даже разбросанная на полах для тепла солома и темная копоть на потолочных балках не умаляли почти сказочного убранства дворца.

Через каждую палату шли долго, а пройдя, вступали в новую, оттуда – в длинный переход. Вокруг было много людей – челядь, священники, воины, много придворных, все в длинных пестрых одеждах. Шаркали мелкими шажками, шептали, кланялись, тыкали в проходящих пальцами. Было и много собак. Эмма невольно поморщилась. В переходах к ароматам курений явственно примешивался резкий запах собачьей мочи.

Они прошли через крытую галерею, и сопровождавший их дворецкий поотстал. Дальше было все лотарингское – Эмма поняла это, различив эмблему креста на туниках слуг, на миндалевидных, длинных щитах охраны. Они стояли полукругом и тут же поклонились, едва герцог с женой вступили в большую, как зал, прихожую. Вперед выступил невысокий смуглый мужчина с курчавой холеной бородкой. Его ярко-оранжевая хламида была пышно подбита мехами. Видимо, он занимал значительный пост при герцоге Длинная Шея, раз держался столь свободно.

Эмму поразило, как он ее разглядывал. Она привыкла к цепким мужским взглядам, но в глазах этого палатина читалась такая смесь восхищения и какой-то жадной похоти, что Эмма невольно вздрогнула от возмущения и окинула дерзкого слугу гневным взглядом. Тот лишь усмехнулся, провел кончиком языка по пухлым губам, словно облизнулся, а глаза его так и шарили по ней, словно ощупывая, почти пробуя на вкус. Похоть… И еще что-то… Темное, звериное. Эмма почувствовала, как в ней закипает гнев. Каковы бы ни были ее отношения с Ренье, но герцог не должен позволять своим подданным так глазеть на свою супругу.

Однако Ренье, казалось, не замечал ничего. Спрашивал, как обустроены их покои, интересовался вестями из Лотарингии, о своем сыне Гизельберте. Что-то его обозлило, и он выругался. Потом справился о короле. Палатин отвечал. Голос мягкий, вкрадчивый, с легким акцентом. Эмма вновь и вновь ощущала его быстрый взгляд на себе. Гневно отвернулась, сбрасывая на руки служанкам тяжелый лисий плащ. В покое было тепло, если не жарко, от двух расположенных один против другого каминов. И при отблеске этого пламени она вдруг заметила, что мелит Эврар хмуро и настороженно уставился на разглядывавшего ее палатина.

Эмма, пользуясь тем, что герцог забыл о ней, подошла к мелиту.

– Кто сей невежа, Эврар?

Меченый скривил гримасой рот. Подергал длинный ус.

– Бывший раб, добившийся милости у герцога. Нынче же его личный нотарий и советник.

Он что-то пробормотал, словно выругался. Сказал:

– Его зовут Лео. Леонтий. Он грек.

Больше он не добавил ни слова, и его мрачный взгляд устремился туда, где с греком разговаривал герцог. Но когда Эмма захотела отойти, он неожиданно прошептал:

– Вам следует держаться подальше от него, госпожа.

Эмма даже вздрогнула от удивления: она не помнила, чтобы Меченый был с ней настолько предупредителен, если не считать его почтения к ней как к жене Ролло. Но этого грека он явно недолюбливал. И хотя его неприязнь к Леонтию могла оказаться просто ревностью, что господин больше благоволит к другому подданному, однако Эмма сама интуитивно почувствовала: в темных глазах грека было нечто, что вызывало чувство неприязни и… просто животного страха. Поэтому она невольно побледнела, когда Ренье, так и не оглянувшись, вышел, а грек Леонтий направился к ней.

– Прошу вас следовать за мной, мадам. Я провожу вас в ваши покои. – Вопреки дерзкому взгляду в упор, его голос звучал мягко и предупредительно.

Эмма высокомерно вздернула подбородок и молча двинулась за своим провожатым.

За роскошной бронзовой дверью ее ожидали не меньше десятка прислужниц. Все они почтительно склонились, едва она вошла. Стараясь не думать о своем странном провожатом, Эмма огляделась.

Ее поразила поистине королевская роскошь. Покой был не очень велик, но и не мал, как раз такой, чтобы стать уютным: соединения и пересечения выгнутых арок свода украшены затейливым орнаментом; стены отделаны мозаикой и завешаны пышными коврами; простенки окон украшены колоннами из золотистого мрамора, а наличники – ажурной резьбой. Восхитителен был даже пол, до самых стен покрытый светлым мехом северной лисы – такой мех украшал плащи знати, и топтать его… Как же должен быть богат и могуществен ее супруг, если позволял себе подобное расточительство!.. Вряд ли даже ее покои в Руане могли сравниться с таким великолепием, и все это приготовлено именно для нее – герцогини Лотарингской!

Она растерялась и невольно отступила к двери.

– Это и есть… моя спальня?

Сзади раздался вкрадчивый голос с акцентом:

– Светлейший герцог распорядился. Вам нравится?

Эмма вздрогнула. Как она могла забыть о греке? Сделала несколько шагов в сторону.

– Я довольна. Вы можете быть свободны.

Но грек медлил. Глядел на нее в упор темными жгучими глазами.

– Угодно ли вам передохнуть? Или велеть приготовить ванну?

– Думаю, здесь достаточно женщин, которые могут мне услужить. Вы можете быть свободны! – холодно отозвалась Эмма на дерзкую любезность.

Однако грек и не думал спешить, и лишь когда Эмма, повысив голос, вторично повторила приказ, он медленно направился к двери. Закрывая тяжелые створки, он вновь глянул на нее в упор и улыбнулся чуть насмешливо.

Кажется, не одна Эмма чувствовала неловкость от его присутствия. Ибо, едва он вышел, женщины тут же оживились, захлопотали вокруг нее. Не угодно ли госпоже переодеться? Сейчас принесут теплой воды. А как она отнесется к легкому ужину с дороги? Или оглянет приготовленные для ее нарядов ткани? Завтра с утра придет портной с дюжиной помощниц, чтобы изготовить госпоже достойный гардероб.

Эмма едва успевала отвечать. Она еще с трудом понимала лотарингский говор и, смеясь, переспрашивала. Все они были такие нарядные, холеные – явно родственницы важных господ, каких и надлежит иметь в услужении герцогине. Когда же Ренье успел подобрать их? Словно заранее был готов, что она согласится на брак. Хотя разве он не понимал, что у отвергнутой женщины нет другого выхода? Это только она до последнего момента надеялась, что ей удастся вернуть Ролло.