Книга Маг поневоле - Иван Алексин

Скрипнувшая дверь прервала Маришку на полуслове, заставив шустро шмыгнуть в сторону сундука и замереть там. В хату, низко пригнувшись, с трудом протиснулся коренастый мужик, в сильно поношенном, облезлом тулупе. Не спеша выпрямился, снял с седеющей головы видавшую виды шапку, пробормотал скороговоркой непонятную тарабарщину и, пригладив густую бороду, угрюмо уставился на меня. Следом, в образовавшуюся, между дверным проёмом и широкой спиной мужика, щель, ужом просочился шустрый дедок с толстой палкой в руке и, оставляя комки грязи на и так не очень–то чистом полу, решительно прошествовал к единственной в избе лавке. Лёгкое движение бровями и мою названную сестрёнку как ветром, из хаты, сдуло. Наступила гнетущая тишина…

Я настороженно разглядывал Маришкиного, а значит, судя по всему, и своего отца, пытаясь предугадать дальнейшее развитие событий. В то, что это розыгрыш, и за мной сейчас, надрывая от смеха животики, наблюдают мои друзья, уверенности как–то поубавилось. Ну не похожа Маришка на актрису! В её возрасте, ребёнку так не сыграть. Нет, конечно, разные таланты встречаются. Так что полностью такую возможность я со счетов не сбрасываю и всё же, теперь, отношу её к маловероятным. Но если не инсценировка, то, что тогда? И тут возникало несколько вариантов, ни один из которых мне, откровенно говоря, не нравился.

Наиболее правдоподобным, во всяком случае, мне в это хотелось верить, было то, что мы, с Толиком, хорошо нагрузившись, решили махнуть за город, где и напились до чёртиков. А то, что дети всякий вздор несут, так на то они и дети. Навыдумывают разных сказок и сами в них же верят. Мы помниться в детстве с друзьями тоже любили разные страшилки друг другу рассказывать и ведь почти что верили! Правда, почему они меня за брата считают? Так может у меня и вправду родители с братом и сестрой в деревне живут. Вот мы с Толиком к ним в гости и решили заглянуть! Бывает же, что при амнезии люди даже своих родных не помнят. Ещё как бывает! В сериалах, вообще, это постоянное явление. Клише, можно сказать. А я чем хуже? Память то я тоже потерял!

Хорошая версия, удобная… Вот только, что–то мне подсказывает, что в корне неправильная. Не принимает её у меня душа. Очень хочет принять, а не может. Печалька. Другие то версии гораздо хуже будут. По одной из них выходило, что я попал в другой мир, причём ещё и не в своё тело. (Иначе с чего бы меня тут братом называть стали?) Ну что тут сказать? Звучит, конечно, бредово, но если это так, то я действительно попал! Судя по обстановке, живётся тут моим «родственничкам» не очень весело. Вернее, выживается. И участвовать, в этом семейном мероприятии, мне что–то совсем не хочется! Есть правда и положительный момент. Меня же, вроде, магии учится, посылают. А это уже круто! Всегда магом мечтал побывать. Стихиями там повелевать, могущественные заклинания произносить. Маг — это сила и власть. Вот уж я тут дел наворочу! Но и в этой версии были свои нестыковки. Если я попал в другой мир, то почему местных понимаю? Никогда не замечал у себя способности к изучению языков. Особенно, к мгновенным изучениям. Да и мир этот очень уж на мой родной похож. Я его, правда, не помню совсем, но нутром чувствую — похож и всё тут!

Вот по другой версии — это и есть мой родной мир. А значит, я и в самом деле этот, как его — Вельд. Забрёл в какую–то там зыбь, вот мне по мозгам и стукнуло. И Толик, с его самогонкой — это плод больного воображения. Сам виноват. Нечего шляться, где ни попадя!

Ну и последний вариант, который меня уж совсем не устраивал, так это то, что я умом тронулся и всего происходящего вокруг, на самом деле не существует. Ну а я, сижу, сейчас, где–нибудь в дурке, пускаю слюни и всем радостно улыбаюсь. Если это так, то тут я поделать уже ничего не могу, так что отбросим этот вариант как не существенный. А существенно на данный момент то, что не важно, кем мне этот мужик, на самом деле, приходится: родным отцом или подброшенным. Главное, что он–то в том, что я Вельд, нисколько не сомневается. И, если верить Маришке, собирается этому Вельду всё лишнее поотрывать. В возможность осуществления данного мероприятия, я нисколько не сомневался. Порвёт и не вспотеет. Такими лапищами только подковы гнуть, да с медведями бороться. Я поёжился. Перспектива, однако. Этот Вельд, значит, успел изрядно тут насвинячить, а мне, теперь, за него отдуваться?

Хриплый вздох новоприобретённого папаши взорвал тишину похлеще шумовой гранаты, заставив сердце, в панике, скакнуть куда–то в нижние участки тела. Я, на всякий случай, огляделся, в поисках путей отступления и обречённо вновь облокотился на стенку. Бежать было некуда. Выход плотно перекрывался «отцом», а в единственное узенькое оконце, разве что Маришка пролезет, да и то не факт.

Наконец, перестав буравить меня взглядом, мужик оглянулся вокруг. Занявший единственную лавку, старик и не подумал потесниться, продолжая, с явным интересом, ожидать дальнейшего развития событий. Тогда, не спеша, повесив шапку, на один из многочисленных сучков над дверью, отец присел на край кровати, рядом со мной.

— Ты уж прости меня, сынок, — произнес «отец», даже не глядя в мою сторону. — Так уж вышло… Сам знашь…

Ошарашенный неожиданными просительными нотками в его голосе, я ещё сильнее вжался в стену. Жалобный тон так не подходил к грозному виду мужика, что пугал не меньше, чем громкий рык. Говорят, что так часто Иван Грозный со своими жертвами разговаривал, перед тем как казни их предать. Чуть ли не на коленях перед ними ползал и поклоны бил. Стоп… А кто такой Иван Грозный? И откуда я его знаю? Может староста местный?

— Ты чего молчишь, сынок? — мужик положил свою лапищу мне на плечо и неожиданно ласково его сжал. — Ты пойми, не мог я по–другому поступить. Нужда заставила. Земля второй год подряд не уродила. Тебе ли не знать?

— Батюшка! Он не помнит ничего! — высунулась из–за двери Маришка и, вытаращив глаза, добавила. — Он даже нашего бычка Степана не помнит! Вот!

— Умом тронулся! — радостно оживился дедок, привстав с лавки. — Ну, ещё бы! В пустошь сунуться! Главное чтоб старейшины не узнали, — старик перешёл на громкий шёпот, заговорщицки подмигнув моему папаше. — Могут не отпустить! В бега уже подавался? Подавался! Раз! — с воодушевлением загнул он палец. — Память потерял — два! — последовал второй палец за первым. — Да и пришибленный он какой–то стал! — обличительно добавил дед. — Явно пустошь постаралась! Вот получит он стимгу на шею, а до города не дойдёт! Беда будет!

Вот к гадалке не ходи, если он него же все и узнают. И не только эти… старейшины. Вон как обрадовался, хрыч старый. Как будто в лотерею бульдозер выиграл!

Мужик мрачно кивнул, соглашаясь, цыкнул на дочь, отчего её вновь вынесло из дома, и уставился на меня, что–то обдумывая.

— А может, и отпустят, — дружелюбно оскалившись, продолжал рассуждать старикашка. — Колдунам много ума и без надобности. Баловство одно! Им сноровка нужнее, чтоб, значитса, от пинков уворачиваться успевать. А ум что! — дед ощерил беззубый рот в довольной улыбке и задорно махнул клюкой, чуть не задев при этом отца: — Потеря небольшая! А до города добредёт как–нито! Чай Силантий присмотрит!

— Да погоди ты, сосед! — досадливо отмахнулся отец от словоохотливого старика и, повернувшись, вновь вперил в меня тяжёлый взгляд: — Ты что сынок и меня не помнишь?