Книга Мирелла - Флор Веско

– Полно, – вновь начала Мирелла, как можно покойнее.

Бедвик распрямился во весь свой рост. С детства помня его повадки, Мирелла ясно видела: он распалился так, что вот-вот кинется на нее и придавит всем весом. Она почуяла знакомую угрозу быть силой взятой и поруганной.

Чтобы помешать подлым его замыслам, она перехватила поперечину от ведер и, повернув через бок, ткнула концом ее назад. Конец угодил Бедвику прямо в живот. Тот согнулся пополам. Мирелла вырвалась из его рук, взвалила ведра на плечи и бросилась прочь, пока не перевел он дух. Как ни тяжелы были ведра, она взбежала до самых ворот. Издали слыхала Мирелла, как громко бранится он ей вослед, но уже достигла стражей.

Она миновала ворота, не замечая хромца, укрывшегося в нише куртины.

Нищий давно уже шел за Миреллой. Едва ступила она за ворота, он поднялся с земли. Увечная нога чудесно исцелилась. Он побежал за ней до самой реки, надеясь еще урвать свою долю ласки от водоноски. Схоронившись за куст, он подглядывал за ней. Не ушло от него и общение Миреллы с Бедвиком: с увлеченьем наблюдал он, как юница дает себя щупать.

И вновь Мирелла вступила в гамельнский уличный гомон. И пропала в толпе, потупя взор, замкнувшись духом, напрягшись телом и навострив уши на звонящие по воду колокола. Угрозы удалось избегнуть. В этот раз.

Но сие не значило, что можно быть покойной. Она чуяла, некто шагает по ее пятам: она замрет – и он станет, она пойдет – пойдет и он.

Неспешно, дабы не встревожить и не оскорбить шедшего сзади, она оборотилась. Но бросила все любезности, едва узрела, что был то ребенок – то есть существо неопасное.

– Что тебе надо от меня? – спросила она.

Малец был ростом со стол, вида тщедушного и жалостного. Светлые волосья его запылились землею, тусклые щеки впали. Рубаха была ветхая, а штаны велики и подвязаны веревкой.

– Коли снеди ищешь, малыш, не в ту дверь стучать удумал, – сказала Мирелла. – Сам видишь, ничего у меня нет! Могу водицы дать, и только. Да смотри, чтоб стражник не приметил, как ты побираешься. А то несдобровать!

Мальчик пролепетал что-то о приюте, брошенных младенцах и наряде на водоношение.

– А, так тебя на смену прислали?

Мирелла смягчилась.

В Гамельне по тем временам безродный ребенок был только лишним ртом, и не больше. Всем было ведомо, что у этих мальцов голова еще не окрепла как следует и нет ни воли, ни рассудка, пока не минует им десять годов. И всё же нужно было их как-то содержать, с надеждой, что, выросши, они сгодятся в дело. В лестнице миропорядка дети были на самом низу:

Бог

↓

Император Священной империи германской

↓

Князья

↓

Бургомистр

↓

Члены магистрата

↓

Знатные горожане

↓

Ремесленники

↓

Торговцы

↓

Сторожевые псы

↓

Женщины

↓

Нищие

↓

Мирелла

↓

Дети

– Ну и как тебя кличут? – спросила Мирелла.

Мальчик потупил взор и промямлил три неразборчивых слога.

– А ну повтори четко, чтоб тебя!

– Меня звать Панкратий, – молвил он, краснея.

Столь нелепо было имя, что на миг водоноска замерла, разинув рот. И тут же расхохоталась во все белые зубы. Лицо ее, обыкновенно замкнутое, будто засветилось от искренней нежданной веселости.

– Меня подкинули в день святого Панкратия, – пояснил мальчик.

– Вот оно как! Ну имечко! Прямо тебе под стать. Отвели сестры душу на крестинах! – всё хохотала Мирелла.

– Это святой покровитель детей и обмороженных, – прибавил он.

– Верю-верю. Ну а коли я буду звать тебя Паном? Как тебе?

Мальчик поднял взор. «Пан» звучало славно.

– И полно хмуриться, мне сестры тоже имечко дали то еще, когда нашли, – добавила водоноска. – Назвали меня Резхен[2].

– Резхен? – подивился Пан. – Почему?

Смех водоноски тут же смолк.

– Зови меня Мирелла, и довольно с тебя, – отрезала она. – Это имя я сама себе дала, и все знают меня так.

Пан усердно закивал.

Мирелла оглядела мальчонку. Член магистрата выбрал его из всего беспризорного выводка. Он взял того, у кого спина пряма и ноги равны в длине. Помимо же сих двух достоинств Пан не мог похвастать ни ростом, ни крепостью. Тяжек будет ему водоносный труд в первые месяцы.

– Ну, довольно трепу, пора! – заключила она. – Ступай за мной.

На ходу она объяснила:

– Ты вместо Конрада будешь. Он ушел, потому как отработал свои десять лет. Дальше уж может на себя. Повезло ему: кузнец в подручные взял.

– Значит, мне с сего дня работать десять лет? Десять лет носить воду?

– Так и есть. Годов тебе сколько?

– Не знаю.

Мирелла оглянула его навскид.

– Лет десять тебе, пожалуй, на мой глаз.

– Ну да, – согласился Пан, довольный круглостью числа.

– А теперь сочтем-ка. Бросить водоносный труд ты сможешь, когда будет тебе…

Мирелла свела брови и крепко задумалась. Уста ее шевелились, пока ум силился припомнить цифры.

Пан же отважно взялся было считать на пальцах, однако скоро их перестало хватать, и числа в голове его спутались в клубок.

– Когда будет тебе тридцать лет! – воскликнула Мирелла под конец. – Погоди, больно уж много выходит. Как знать, сносят ли тебя так долго ноги. Начнем-ка сызнова. Надобно взять десяток да еще десяток добавить…

Вновь нахмурились брови.

– Ну вот, – заключила она, – пойдешь на волю в двадцать лет.

Пан, разинув рот, потрясенно кивнул. Его впечатлили и названные лета, столь отдаленные и недостижимые, и счетные дарования Миреллы.

– Ну а тебе? – спросил Пан. – Сколько осталось лет?

На сей вопрос у Миреллы ответ был готов. На водоношество она заступила в восемь. И с первого же дня стала насекать на стене метки, там, где спала. Так она в каждый вечер причисляла еще один пережитый день.

– Я уже семь лет воду ношу, – сказала она.