Книга Практическая романтика - Оксана Алексеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слухами коридоры полнились, не ограничиваясь только центральными персонажами. Приходилось узнавать, что Кристина, та самая вечно смеющаяся красавица-блондинка, снова попала в таблоиды с очередным ухажером преклонных лет, который на вид ей в дедушки годится. Или что Кеша-торчок опять торчит, мало его богачи-родители денег угрохали на лечение, чтобы снять единственного наследника семейной индустрии с иглы. Или как близняшки Анжела и Ангелина устроили в коридоре почти порно-сцену, заворожив тем самым всю мужскую половину института, включая директора, — они специально изображают эти нежности на грани инцеста, чтобы доводить всех подряд. Или о том, как Анатоль с Мишелем улетели в Мёлльталь прямо в конце семестра, в очередной раз всем показав, как именно забивается болт на институтские правила. И уже там сын мэра сломал ногу — собственно, именно с этого происшествия и открылся путь в «Грёзы» для меня.
Да, присутствие в отеле семи из Большой восьмерки несколько удручает, но я не позволю радости потухнуть из-за такой мелочи. Понятно же, что они туда едут не ради практики или трудового стажа, будут только отдыхать и выносить мозги постояльцам. Мне со своей стороны остается придерживаться той же стратегии, которая работала целый год после нашего знакомства: ненавидеть, но на расстоянии, и никогда ни по каким вопросам не пересекаться.
Итак, я переехала к морю для того, чтобы получить самую лучшую на свете специальность. И теперь у меня есть возможность почти три месяца провести в «Грёзах русалки» на практике, что для обычной студентки можно считать прорывом. Вряд ли потом я скажу, что моя жизнь не повернула наконец-то в лучшую сторону. Спасибо Галине Петровне, для которой «все студенты — ее дети», но в первую очередь она все-таки подумала о моей кандидатуре.
Куда ж без Верочки?
Я должна была это предвидеть!
Стоило сообщить Вере о том, что меня уже оформляют в «Грёзы», как она зависла: просто застыла в воздухе и никак не могла сфокусировать взгляд. А как сумела снова двигаться, бросилась ко мне буквально в ноги и завизжала, оглушая ультразвуком:
— Сестра, сестреночка… господи! Ульяна, как же повезло! Я всегда знала, что твоя учеба поможет! Боже, если бы у любых действий всегда были такие результаты, я бы сама из институтской библиотеки не вылезала!
Я ненадолго опешила — никак не укладывалось в голове, что Вера так искренне за кого-то радуется. Не слишком вписывается такое в ее характер. Так я и недоумевала ровнехонько до той секунды, пока она не сформулировала свой восторг окончательно:
— Договорись обо мне! Ты же договоришься, правда? Перезвони Галинычу, — так студенты называли нашу завкафедрой. — Для нее мы все как дети, а уж сестренку лучшей студентки она точно пристроит!
— Э-э-э, — тянула я, осторожно отодвигая от себя девушку. — Никого она не пристроит, с чего ты взяла?
Верочка округлила зеленые глазища, поднырнула снизу так, чтобы глядеть на меня как можно жалобнее.
— Ульяна, а кого тебе еще пристраивать? У тебя ж никаких друзей здесь нет, кроме меня?
Строго говоря, и она никогда не была. Но сейчас не об этом:
— Да с чего ты взяла, что Галина Петровна сможет выбить еще одно место?! — я уже кричала, не в силах осмыслить ее просьбу целиком.
Но Вера своему репертуару не изменяла — она ничего не видела и не слышала, если уже погрузилась в свои желания:
— Да раз уж «Грёзы» выделили восемь мест, то выделят и девять! У них там тысячный штат, одной лишней и не заметят!
Поняв, что разумные аргументы бессильны, я просто открывала и закрывала рот. С растущим отчаянием я только слушала, что именно обязана сказать Галине Петровне, в каком месте разговора разреветься, чтобы ее разжалобить, и что Вера за такую услугу мне будет по гроб жизни обязана. Мне ее обязанность была без надобности, что сестра и прочитала в моем взгляде, потому и перешла к открытым угрозам — мол, если я отправлюсь на практику, вышвырнув ее за борт, то такого она мне уже никогда не забудет. И если до сих пор терпела мое присутствие, то только потому, что мы родня. И как раз в моей власти продемонстрировать, считаю ли я ее своей родней тоже.
Она чередовала кнуты, пряники и давление на гниль. Дошло до того, что я уже была готова просто отказаться от этого места, лишь бы туда взяли Верочку. Так ведь все равно же не возьмут! Прямым текстом было сказано, что следующим в списке претендентов стоит Михайлов, ему и предложат. Чтобы очередь дошла до Верочки, необходимо, чтобы половина нашего факультета отказалась, предоставив ей дорогу. Все это я говорила, повторяла и старалась не выходить из себя, — и все равно не была услышана.
Хуже стало, когда с работы вернулась тетя Римма, преспокойно выслушала истерику дочери и посмотрела на меня строже, чем смотрела до сих пор.
— Хватит уже визжать, Верочка, — обратилась она к дочери, но не отрывала пристального взгляда от моего лица. — Ты же двоюродной сестре даже думать не даешь. Разумеется, Ульяна сделает все возможное, чтобы и тебя приняли в такое место. Мы семья, а в семье именно так и поступают.
Она впервые вспомнила о семье за полтора года моего пребывания здесь. Отношения между нами оставались холодными. Конечно, мама присылала деньги, я не питалась за счет родни, но все равно их стесняла своим присутствием. Тетя Римма никогда об этом раньше прямо не заговаривала — я просто чувствовала, но и не винила ее: никто не обязан радоваться, когда к нему в дом какую-то воду на киселе поселяют. Всегда до сих пор я полагала, что она сделала для меня больше, чем была обязана, и теперь не находилась с ответом. Тетя Римма, все так же бесконечно спокойно, продолжила:
— Ульяна, не хотелось бы вспоминать старое, но все-таки это мы не задали тебе ни единого вопроса, когда поселили у себя. Даже ни разу не спросили, что ты там в Москве натворила, раз так спешила оттуда убраться. Сейчас Верочке нужна твоя помощь, так странно ли, что она после всего от тебя этой самой помощи ждет?
Если ее дочь давила беспорядочно, то эта женщина сразу взяла быка за рога. И ведь нельзя сказать, что она хоть в чем-то приврала: ей в самом деле просто навязали племянницу, и она в самом деле никогда лишних вопросов не задавала. А что встала на сторону дочери — так кто бы на ее месте не встал? В такой атаке я выиграть и не могла:
— Я позвоню Галине Петровне, спрошу у нее. Но, пожалуйста, не расстраивайтесь, если она откажет…
Тетя Римма легко отмахнулась:
— На большее мы и не рассчитывали!
Рассчитывали, конечно. Мне даже звонить заведующей с таким вопросом было стыдно, и уж я точно могла предположить, какую реакцию получу в случае отказа. А в том, что мне откажут, я и не сомневалась.
Я не ошиблась:
— Васнецова, ты там от радости умом тронулась? Может, пусть Михайлов поезжает, а тебе лучше проконсультироваться с медиками?
Во мне никогда не было столько наглости, чтобы и после этого продолжать. И я бы попрощалась, если бы на моей руке во время этого телефонного разговора не висела Верочка, постепенно расширяя глаза до невообразимой окружности и начиная жалобно поскуливать. Я решила сделать невозможное — то есть выставить себя еще большей дурой, хотя говорила монотонно, не в силах еще и какие-то эмоции изображать: