Книга Мировая история - Одд Уэстад

Технический прогресс часто способствовал такого рода переменам тем, что подрывал унаследованные привычки в очень широких сферах поведения. Как уже упоминалось выше, нагляднейшим примером считается появление за последние два столетия надежных способов контрацепции, а апогеем изобретенной деятельности в данной сфере называются 1960-е годы, когда наблюдалось стремительное и широкое распространение того, что получило (на многих языках) известность просто как «пилюлька». Притом что женщины в западных странах давно получили в свое распоряжение надежные приемы и знания в деле предотвращения беременности, «пилюльки», представлявшие собой химический препарат, предназначенный для подавления овуляции, подразумевали предоставление женщинам большей роли в сексуальном поведении и регулировании рождаемости, чем любые противозачаточные средства прошлого. Невзирая на то, что женщины за пределами западного мира пользовались ими не так широко, как их сестры на Западе, а также на то, что легально их приобрести было сложнее, чем во всех развитых странах, «пилюлька» одним только своим существованием ознаменовала новую эпоху отношений между мужчинами и женщинами.

Но можно привести еще много иных примеров преобразующей силы воздействия науки и техники на общества. Так, совсем трудно не почувствовать, что изменения, имевшие место на протяжении двух веков в сфере электрической связи, и особенно изменения последних шести или семи десятилетий, сказались на истории культуры значительно заметнее, чем, скажем, изобретение печатного станка. Технический прогресс к тому же проявляет себя в общем виде через доводы, кажущиеся воплощением волшебной силы науки, ведь в наше время яснее, чем когда бы то ни было, видна ее важность для человечества. Нас все плотнее окружают те же ученые; больше внимания уделяется науке в сфере просвещения; научные сведения получает расширенное распространение через средства массовой информации и с большим удовольствием потребляется.

Однако достижения, как это ни парадоксально (вспомним успехи в освоении космоса), принесли убывающую отдачу в виде благоговейного страха. Когда все больше желаний оказываются достижимыми, все меньше верится в последнее чудо. Появляется даже недовольство (ничем не оправданное) и раздражение, когда решение некоторых проблем дается с трудом. И все-таки хватка довлеющего над всем представления нашей эпохи, заключающегося в том, что целеустремленное изменение можно навязать природе при наличии достаточных ресурсов, еще больше укрепилась, несмотря на всю направленную на него критику. Именно европейские понятия и наука, в настоящее время охватывающая весь мир (во всем основанная на европейской экспериментальной традиции), продолжают служить источником новых идей и влияния, подрывающих традиционные, богоцентрические представления о жизни. Весь процесс сопровождался низвержением представления обо всем сверхъестественном, даже в виде великих религий.

Наука и техника тем самым одновременно служили подрыву традиционных авторитетов, привычного уклада жизни и сложившейся идеологии. Тогда как они вроде бы обеспечивали материальную и техническую поддержку сложившемуся укладу жизни, их ресурсы тоже становятся предметом для критики. Совершенствование связи обеспечивало ускоренное распространение новых воззрений в сфере массовой культуры по сравнению с тем, что наблюдалось прежде, хотя восприимчивость научных идей правящей верхушкой разглядеть гораздо проще. В XVIII веке ньютоновская космология естественным образом встраивалась в одну систему с христианской религией и другими богоцентрическими способами мышления, причем совсем не противоречила широкому спектру общественных и нравственных ценностей, связанных с ними. Однако время шло, и науку все труднее становилось согласовать с любым из постоянных верований. Время от времени казалось, что будущее принадлежит релятивизму и прессу обстоятельств, исключающих любые неоспоримые предположения или воззрения.

Весьма наглядный случай можно разглядеть в одной новой отрасли науки под названием психология, получившей развитие в XIX веке. После 1900 года о ней стало известно рядовой публике, и особенно о двух ее выражениях. Одно из них, получившее название психоанализ, можно считать направлением науки, предмет которой – влияние на общество в целом. Заложил ее основы в своих трудах Зигмунд Фрейд, который начинал работать в клинике с наблюдения за пациентами с расстройством психики и применял давно освоенные методы. Его собственное развитие этих методов относительно скоро получило широкое признание из-за их мощного влияния за пределами медицины. Наряду с поощрением массы клинических разработок, претендующих на некоторую научность (хотя их статус оспаривался и по-прежнему оспаривается многими учеными), их авторы опровергли многие устоявшиеся предположения, прежде всего отношение к разделению полов, образованию, ответственности и наказанию.

Между тем еще один психологический подход использовали практики бихевиоризма (как и фрейдизм с психоанализом, этот термин использовался весьма вольно). Его корни уходили к представлениям XVIII века, и с тех пор наработались определенные экспериментальные данные, определенно столь же (если не более) убедительные, как клинические достижения, приписываемые себе психоаналитиками. Первопроходцем в области бихевиоризма считается русский исследователь условного рефлекса Иван Петрович Павлов. Его теория основывалась на применении одной из пары переменных в эксперименте, предназначенных для получения предсказуемой реакции в поведении живого объекта через «обусловленный стимул» (классическим экспериментом предусматривался звонок, звучавший перед подачей корма собаке; через некоторое время звучание звонка вызывало у собаки слюнотечение без фактического появления корма). Такой эксперимент подвергся совершенствованию, позволил собрать богатую информацию и, как считалось, помог пониманию причин поведения человека.

Какие бы выгоды все эти психологические опыты ни принесли с собой, историка не может не поразить вклад, сделанный З. Фрейдом и И.П. Павловым в более внушительные, но с трудом определяемые культурные изменения. Своими теоретическими воззрениями они оба, как сторонники более практических подходов к лечению расстройства психики человека химическим, электрическим и другими физическими воздействиями, призывали к традиционному уважению нравственной автономии и личной ответственности, лежащих в основе пропагандировавшейся европейцами нравственной традиции. В более узком смысле их авторитет теперь добавился к авторитету геологов, биологов и антропологов XIX века, поспособствовавших развенчанию религиозной веры.

В любом случае авторитет прежних воззрений по поводу того, что к явлениям таинственным и необъяснимым практичнее всего подходить со средствами магическими или религиозными, в западных обществах теперь внешне ушел в прошлое, а сохранился разве что среди юго-восточных европейских крестьян и в некоторых американских евангельских христианских общинах. Можно признать, что там, где такое произошло, все развивалось в соответствии с новым признанием того, пусть даже несовершенным и примитивным, что наука теперь открыла путь к распоряжению по большому счету всей человеческой жизнью. Но обсуждение подобных вопросов требует специалиста очень тонкой квалификации. Когда в народе говорят об уходящей власти религии, часто имеется в виду один только формальный авторитет и влияние христианских церквей; поведение и вера считаются весьма непохожими предметами разговора. Ни один английский монарх со времен Елизаветы I, правившей четыре с половиной столетия назад, не обращался за советом к какому-нибудь астрологу по поводу назначения благоприятного дня для коронации. Тем не менее в 1980-х годах мировое сообщество потрясли и встревожили сообщения о том, что жена президента Соединенных Штатов Америки увлекается астрологическими прогнозами и верит в них.