Книга Мировая история - Одд Уэстад

Мы к тому же могли уже пересечь черту, за которой безоглядное энергопотребление вызывает непреодолимое напряжение естественной среды (в пример можно привести загрязнение или разрушение озонового слоя планеты), а дальнейшее увеличение такого напряжения грозит пагубными последствиями. Социально-политические плоды, обещаемые изменениями окружающей среды, которые уже проявляются, осознать пока не удается, и мы располагаем знаниями, приемами или всеобщим согласием разве что по достижению таких умозрительных целей, как высадка человека на поверхность Луны.

Все намного прояснилось, когда в завершающие десятилетия XX века политики придумали новый призрак – опасность рукотворного и необратимого изменения климата планеты. Не закончился еще 1990 год, а его уже назвали самым жарким за всю письменную историю наблюдения. Кто-то задавался такими вопросами: считать ли данный факт признаком «планетарного потепления», вызванного «парниковым эффектом», произведенным выделением в атмосферу огромных количеств углекислого газа, поступившего от сжигания ископаемого топлива населением планеты, разросшимся как никогда прежде? Кто-то подсчитал, что в наше время доля углекислого газа в атмосфере по сравнению с доиндустриальными временами увеличилась приблизительно на четверть. Представим, что это на самом деле так (и поскольку эмиссия в мире парникового газа, как теперь говорят, составляет 30 миллиардов тонн в год, спорить обывателю по поводу сообщаемых ему данных не приходится). Углекислый газ считается далеко не единственным элементом, вызывающим накопление в атмосфере испарений, присутствие которых затрудняет отдачу тепла планеты в космическое пространство; усугубляют наши беды метан, закись азота и хлорфторуглеводороды (ХФУ).

И если глобального потепления недостаточно для всеобщей тревоги, тогда добавьте к нему кислотные дожди, сокращение озонового слоя с появлением в нем дыр и вырубку лесов невиданными темпами, и вы получите завершенную картину нынешнего экологического положения нашей планеты. Тяжелейшие последствия, если не принять должных эффективных контрмер, ждать себя не заставят, а проявятся они в изменении климата (средняя поверхностная температура на Земле в следующем столетии может повыситься на 1–4° по Цельсию), смене сельскохозяйственной специализации, повышении уровня моря (на 6 с лишним сантиметров в год считается вероятным и вполне возможным) и приведут к масштабному переселению народов.

Киотским протоколом к Рамочной конвенции ООН по глобальному потеплению, вступившим в силу в 2005 году, предусматривается попытка заняться всеми проблемами посредством ограничения объема эмиссии парниковых газов в атмосферу. Власти 38 промышленных стран обязались к 2012 году сократить объемы выбросов таких газов ниже уровней 1990 года. Однако представители Китая, дающего самую большую в мире долю загрязнения атмосферы, освободили свое народное хозяйство практически от всех квот, прикрывшись статусом развивающейся страны, тогда как представители США, занимающих далеко не почетное место сразу за КНР, подписывать Киотский протокол отказались. Даже если стороны, все-таки подписавшиеся под протоколом, полностью выполнят свои обязательства (а говорить о большом их старании на данном поприще не приходится), подавляющее большинство экспертов полагает, что для предотвращения последствий глобального потепления требуется введение гораздо более жестких ограничений. С наступлением XXI столетия людям здравомыслящим стало предельно ясно, что властям крупнейших государств пора переходить от соперничества к сотрудничеству, ведь у человечества назрела масса общих задач, чтобы заняться ими, объединив усилия. Но пока нам остается только ждать, когда власти предержащие договорятся о сферах совместной деятельности.

Историкам не следует слишком увлекаться тем, что происходит в умах большинства населения. Им к тому же нужно проявлять осмотрительность, когда они занимаются досужими размышлениями о воздействии того, что они считают широко распространенными представлениями. Совершенно определенно, как показывает недавняя реакция политиков на экологические проблемы, не успеешь оглянуться, как изменения в представлениях сказываются на нашей коллективной жизни. Но это верно, даже когда лишь меньшинству населения планеты известно, что такое озоновый слой Земли. Представления, пользовавшиеся более широкой поддержкой, и те, не такие определенные и сформулированные нечетко, тоже оказали историческое воздействие; один англичанин викторианской поры придумал выражение «пища традиции» для обозначения отношений, сформированных под воздействием укоренившихся и обычно непререкаемых предположений, определяющих консервативные воззрения в подавляющем большинстве человеческих обществ. Проявить догматизм в том, как такие представления функционируют, еще опаснее, чем говорить о том, как идеи связываются с конкретными материями (такими как изменение окружающей среды), но попытаться все-таки следует.

Сейчас мы можем наблюдать, например, что растущее изобилие товаров в большей степени, чем остальные явления жизни, разрушило представления миллионов жителей Земли о том, что совсем недавно считалось миром постоянных предвкушений. Такое крушение представлений все еще проявляется наиболее наглядно в некоторых самых бедных странах. Дешевые потребительские товары и их изображения во все более навязчивых рекламных объявлениях, особенно транслируемые по телевидению, вносят главные социальные изменения в воспитание народов. Такие товары служат показателем положения человека в обществе; они вызывают зависть и стимулируют амбиции, служат побуждением к поиску доходов, позволяющих их приобрести, и часто поощряют переселение народа в города и центры, где существует возможность заработать необходимые средства. В результате рвутся связи с привычным образом жизни и с дисциплиной упорядоченного, ритмичного существования, зато формируется один из многочисленных притоков, кормящих бурный поток погони за всем тем, что считается новым.

Кое-какие сложные предпосылки и процесс такого рода изменений представляются нескрываемым парадоксом: прошлый век отмечен невиданными по своим ужасным последствиям трагедиями и бедствиями по любым меркам, и все-таки он вроде бы покончил с большей, чем когда-либо, массой народу, верившей в то, что условия человеческой жизни во всем мире можно улучшать, предположим, бесконечно и поэтому таким улучшением следует заниматься. Истоки столь оптимистических отношений лежат в Европе, какой она была несколько веков тому назад; до недавнего времени они ограничивались культурой народов, происходящих с Европейского континента. Повсеместно можно наблюдать большой прогресс в этом деле. Мало кому дано сформулировать такую идею ясно или осознанно, даже по особой просьбе; зато ныне она получила значительно более широкое распространение, чем это было прежде, и из-за нее повсеместно меняется манера поведения.

Почти наверняка такие изменения происходили не столько из-за нравоучительных проповедей (хотя их тоже вполне хватало), сколько в силу материальных перемен, психологическое воздействие которых повсеместно способствовало дроблению «пищи традиции».

Во многих местах они служили первым понятным знаком того, что изменение представляется на самом деле возможным, что положение вещей не должно постоянно пребывать в своем привычном состоянии. Когда-то практически все человеческие сообщества состояли в основном из земледельцев, скованных одним и тем же набором заведенного порядка, обычаев, сезонных изменений, нищеты. В наши дни культурные пропасти внутри человечества (скажем, между европейским фабричным рабочим и таким же тружеником в Индии или Китае) часто выглядят огромными. Между фабричным рабочим и крестьянином пролегла культурная пропасть гораздо шире. Но даже тот же крестьянин начинает ощущать возможность для него перемен к лучшему. Из всех результатов европейского культурного влияния самым важным и неприятным представляется распространение убежденности в том, что перемены к лучшему не только возможны, но и желательны.