Книга Чародей в ярости [ = Чародей разбушевался ] - Кристофер Сташеф

Лицо солдата расслабилось.

— Так значит сей жалкий старый чудак-жадюга! Отлично, мы знаем, как обращаться с жадными...

Род еле-еле сдержался от негодования. Старый?! Чудак — это ладно, но старый? Он перенаправил этот импульс на усиленное подозрением кипение про себя: кто такой этот еще не брившийся щенок, чтобы задавать ему вопросы? Да у него ж еще молоко на губах не обсохло!

Он с удовлетворением увидел, что юнец немного покраснел, но подозрения этого парня еще не совсем иссякли. Он окинул опытным глазом Векса.

— Откуда у бедного грязного фермера такой отличный конь?

Страх! Беспокойство! Единственное, в чем его, действительно, могли обвинить. Род попался. И сразу же вслед за этой эмоцией нахлынуло чувство стыда. Он взглянул на Векса.

— Да, десять лет назад моя жена была просто красавицей! Неудивительно, что сэр Эдвинг обратил на нее внимание...

Он снова повернулся к юнцу.

— Мне дал его сэр Эдвинг, сказав, что он уже слишком стар, чтобы носить на себе рыцаря в латах.

Подозрение в голове молодого солдата все еще оставалось, оно просто изменило направление. Юнец пытался найти в этой истории какой-то изъян.

— С чего бы рыцарь отдал бедному крестьянину, даже выбракованного скакуна?

Снова стыд. Род дал ему вырасти, стать жгучим.

— Да, за... услуги... оказанные ему нами, мной и моими. В основном, «моими». — Возник короткий мрачный образ рослого, светловолосого мужчины в постели с пышнотелой молодой женщиной, с каштановыми волосами. Правда иных черт ее было не разглядеть, и видение исчезло. Но, стыд остался, а под ним нарастала ярость. — За услуги. — Лицо Рода сделалось деревянным. — Правда это не твое дело.

— «Дело», да? — Юнец дал насмешливой улыбке расползтись по лицу. — Да, ручаюсь, твое «дело» теперь продажа капусты. — Он повернулся к сержанту. — Зачем мы задерживаемся, теряя время на этого мужика, прапор?

— Да затем, чтоб он не пустил своего коня вскачь, — пробурчал сержант. — Катись отсюда, малый! Убирай свою телегу с нашего поста! Чеши отсюда на рынок!

— Да, и спасибо вашей милости, — кисло отозвался Род. Он повернулся и шлепнул вожжами по спине Векса, но очень мягко, во избежание металлического звона. Векс снова тронулся, потащившись прочь.

Род продолжал думать по заданному плану. Искушение окунуться в предположения было таким огромным, таким сильным! Но он еще находился в радиусе приема юного телепата, и останется в нем, по меньшей мере, еще несколько миль, даже если способности у этого парнишки слабые. А если сильные... Нет, Род поддерживал постоянный мысленный поток смущения и кипящего гнева. Тот юный ублюдок задавал ему такие личные вопросы! Какой же у него должно быть грязный ум! И откуда у такого низкородного сына взялось право расспрашивать его, старину Оуэна о том, куда и откуда он едет?

А под этим поверхностным потоком дум бушевала, во вспышках, читая мысль, не закодированная в словах. Интересно, что рядовой задавал вопросы, а сержант, казалось, даже не замечал, что узурпировали его власть. Очевидно, что караульные колдуна прикидывались подчиненными и проявляли некоторое умение в области маскировки. Род ничуть не сомневался, что тот молодой чародей был одним из тех, кто добровольно работал на Альфара, и вполне охотно. Юнец явно обладал комплексом неполноценности и преследуемого ведьменыша, выросшего во взрослого мужчину с больным честолюбием. И Род внутренне содрогнулся, будь он на месте Альфара, то никогда не смог бы спать спокойно, зная, что его подчиненные с великой радостью изрежут его на кусочки и займут его место.

С другой стороны, тот факт, что они его не зарезали, указывал что Альфар либо был мощным старым эспером, либо его окружали искренне преданные ему подручные. Или то и другое.

Но вероятность, что телепаты вели постоянное наблюдение за всем герцогством, была слишком велика. Род не мог позволить себе идти на риск. Его сосредоточенность могла поколебаться именно в то миг, когда одному из караульных доведется прослушивать район, где он находиться. Ему следовало принять более основательные ментальные меры предосторожности,

В соответствие с этим, он заставил напряжение от столкновения на границе постепенно сойти, и начал расслабляться, конечно же, как старый Оуэн.

«Подумаешь эка важность, что там сказал малец с пушком на щеках? Я в Романове и смогу продать свой урожай по более высокой цене! Но долгий же, однако, выдался денек! Он, Оуэн, встал до зари, как вставал всегда, конечно, но путешествие утомляло больше, чем молотьба. Веки его опускались сами собой. Как приятно было бы немного вздремнуть, всего лишь самую малость! Может на полчаса или около того. Фактически, он начинал клевать носом. Небезопасно править возом, когда так клонит в сон. Нет, ему, наверняка, лучше вздремнуть.»

Поэтому он свернул телегу на обочину дороги, натянул вожжи, останавливая коня, привязал их к верхней перекладине телеги, перелез через сиденье в телегу и нашел себе гнездышко среди своих корзин. Доски оказались не намного жестче, чем тюфяк у него дома, по крайней мере, он мог улечься на спине. Он дал своей голове откинуться, закрывая глаза, позволяя сонливости одолеть его, давая своим мыслям затуманиться и перестать течь.

— Род.

Род резко сел, моргая, вытягивая рассудок из паутины сна.

— А? Что? Что случилось?

— Ты собрался вздремнуть, Род?

— Кто, я? Смешно! — фыркнул Род. — Просто устраиваю очень хороший спектакль. Ну... ладно, возможно я немного увлекся...

— Как пожелаешь, Род. — Векс мирно пощипывал придорожную траву.

Род сделал мысленно заметку на память, не забыть опустошить мусорную корзину робота. На данное время созданный Вексом спектакль был столь же необходим, как и разыгрываемый Родом. Конечно, ему требовалось удерживать его в рамках игры. Он привалился спиной к мешку с отрубями и дал сонливости снова овладеть им, допуская на поверхность мыслей мелькание образов воображаемого дня Оуэна.

А под этой поверхностью он пытался вспомнить, что произошло у него в голове, когда он впервые прибыл на Грамарий, что он тогда почувствовал.

Он вспомнил шок, возникший, когда он обнаружил, что кто-то читал его мысли. Он с восхищением глядел на одну из молоденьких ведьм, строя предположения о ее формах, когда та ахнула и обратила в его сторону пылающий взгляд. Он вспомнил, как он тогда смутился, и испугался сообразив, что кто-то мог прочесть его мысли. И хуже того, что это могла сделать любая из грамарийских «ведьм», а их было, по меньшей мере, несколько дюжин!

Но к тому времени, когда он встретился с Гвен, та была не в состоянии прочесть его мысли. Девять лет это было единственным изъяном в благословенном браке. Бывали, конечно, и небольшие ссоры, но было постоянное тайное напряжение, которое всегда возникает, когда двое людей пытаются жить вместе одной жизнью, но любовных утешений, которых она имела все основания ожидать, восторга от возможности слить свой разум с разумом мужа в их браке не было вовсе. Это подвергало их брак непрерывному, безмолвному давлению, при Гвен, скрывающей свои чувства обманутости — не Родом, а жизнью, и Роде, пытающемся менее успешно похоронить свои чувства неполноценности.