Книга В пасти Дракона - Александр Красницкий

Само собой разумеется, что подобные беседы не могли действовать успокоительно, но и от них была польза... По крайней мере, рисовалось положение дел, и можно было составить представление о том, что ожидает европейцев в недалёком будущем.

Однако среди обитателей европейского квартала всё ещё было много оптимистов, просто не желавших признавать всего ужаса положения.

— Что мы сделали китайцам? — спрашивали они. — Ничего, кроме хорошего. Да и притом разве осмелится само правительство не прийти к нам на помощь? Вот, поглядите, оно для того и стянуло под Пекин лучшие своп войска, чтобы уничтожить все эти жалкие шайки бездомной голи!

Грозное опровержение ждало эти розовые взгляды.

По всему европейскому посёлку распространился слух, что войскам отдай тайный приказ не стрелять по боксёрам и вообще не вступать с ними в борьбу. Каждый ослушавшийся этого приказа объявляется изменником отечеству.

Рушилась ещё одна надежда! На помощь со стороны представителей высшей власти в стране нечего было и рассчитывать. Приходилось ждать прибытия европейских войск.

Но пока что «открытой игры» ещё не было. Правители Китая на случай неудачи всё ещё желали оставить себе лазейку. Из Пекина были посланы к Бао-Дин-Фу мандарины для убеждения боксёров разойтись по домам и вообще прекратить волнения...

Это было злой насмешкой над европейцами: посланные, один из которых был член высшего совета Чжао-Шу-Цао, были заклятыми врагами христиан и вообще иностранцев и сами принадлежали к сообществу «И-хо-туан». Ясно, к каким результатам должна была привести их миссия...

Таково было положение дел, когда из Порт-Артура была получена телеграмма от адмирала Алексеева, что ввиду возможности совместного действия международных эскадр в Таку им отправлен туда адмирал Гильтебрандт на крейсере «Россия».

Это известие несколько ободрило приунывших европейцев.

Собственно говоря, до сих пор все их опасения относились к будущему. В настоящем же китайцы держали себя довольно покойно и даже не затрагивали европейцев, живших в отдалённых от посольств частях Пекина. Но разве кто-либо из европейцев сегодня мог поручиться за то, что будет завтра?

Пока даже доступ в Пекин был довольно свободен. Извне в него можно было ещё проникнуть. Боксёры же, как оказалось, уничтожив железнодорожный телеграф, не тронули правительственных проводов, и посланники могли ещё сноситься со своими правительствами.

А боксёры всё продолжали усиливаться. До европейцев доходили рассказы лиц, которым нельзя было не верить, что население сел и деревень с восторгом встречает их. Приход боксёров был там праздником. Накануне появления их перед каждым домом выставлялись столы с угощением: чаем, хлебом и варёным просом, воскурялся жертвенный фимиам, и боксёры проходили по таким селениям, никого не обижая...

— Мы идём на отступников, объявляли они, — мы враждуем только с христианами. Духи вселились в нас и сделали нас неуязвимыми... Горе тем, кто не против них, и да пребудет мир с друзьями нашими...

Организовалось, таким образом, движение на религиозной почве. Суеверное донельзя население, присутствуя при «благочестивых упражнениях» и-хо-туанцев, когда на них «накатывал дух», всё более и более проникалось уверенностью в действительную неприкосновенность этих людей. Даже регулярные войска смотрели на них, как на людей не от мира сего.

Из Тянь-Цзиня вышел было по направлению к Пекину отряд лучших в Северном Китае войск генерала Нэ-Ши-Чена, при котором, между прочим, состоял наш полковник Воронов с несколькими гусарами. Но-Ши-Чен был один из генералов, не веривших в успех борьбы Китая против Европы. Пошёл он по собственному почину, и его солдаты перед выступлением зарезали нескольких чёрных собак, кровь которых, по их мнению, должна была обезопасить их против волшебства и-хо-туанцев.

Известие о движении Но-Ши-Чена быстро достигло европейского квартала в Пекине. Сердца обитателей его снова забились надеждой.

— Теперь всё близко к концу! — предрекали оптимисты. — Против этих негодяев отправлены правительственные войска. Солдаты быстро разгонят и уничтожат шайки этого сброда!..

Японец Шива только мрачно улыбался, шевеля при этом как-то странно углами губ.

«Беспечные люди! — думал он. — Недальновидные дети! Они не хотят открыть глаза на то, что пять лет изо дня в день подготовляется здесь. Пусть, пусть! Тем лучше! Тем больше козырей для нас в этой игре. Только одна Япония, моя великая Страна восходящего солнца, будет готова, когда настанет время... Китайцы усыпили их бдительность, но не нашу. Мы следили за каждым их шагом и готовы, не даром же, конечно, освободить их... Никто из них не успеет на помощь к этим беспечным, недальновидным людям. Придём мы, и Китай окажется в наших руках. То, что не дали нам совершить пять лет назад, совершим мы теперь!»

И картины одна красивее другой! рисовались в воображении мрачного японца. Ему представлялось, что японская армия, подоспев первой на помощь, вступает в Пекин, покорённый ею. Японцы одни. Европейские силы столь ничтожны, что даже не могут идти в счёт. Им, раз японцы утвердятся здесь, делать нечего. По праву победителя Япония будет господствовать в Китае. Она сольётся с этой богатейшей и великолепной страной, заключив с ней теснейший союз. Разве есть что-то несбыточное в этом? Это вполне возможно... А тогда — тогда Китай подчинится влиянию Японии. Он будет реформирован весь, и на Дальнем Востоке образуется величайшее государство, могущественнейшее среди всех в мире, и оно будет предписывать свои законы всей вселенной.

«Только бы не помешали нам русские. Они — единственные, кто может стать нам поперёк дороги», — думал Шива и при одной только этой мысли начинал скрежетать зубами.

Как и все японцы, после последней войны с Китаем, он ненавидел русских всеми силами своей души, считая их одних виновниками того, что война не принесла ожидаемых результатов. Но теперь он был уверен в полном успехе. И русские не подозревали о возможности всеобщего народного восстания против иностранцев. Одни лишь японцы были дальновидны и так организовали в Пекине шпионство, что им были в точности известны все замыслы китайских патриотов...

Действительно, шпионство организовано было в Китае японцами замечательно. Едва только начались беспорядки, как к Шиве стали являться японские офицеры, о пребывании которых в столице Китая никто и не подозревал... Одни из них жили здесь под видом торговцев, другие содержали цирюльни, третьи состояли в труппах бродячих актёров. Они жили среди народа и знали всё, что делается даже в тайных заседаниях высшего совета... Теперь их роль была кончена, следить было незачем, и они собирались вокруг своего начальника. Всё это были тихие, скромные люди, незаметно служившие своей родине и довольные уже тем, что их труды увенчались успехом.

Но были в Пекине и ещё люди, которые давно уже видели возможность ужасных беспорядков. Это были католические миссионеры. Много уже лет католическая пропаганда с успехом, казалось, действовала в Китае. Прозелитов отцы-миссионеры считали десятками тысяч. У них ведь обращение в христианство делалось просто. Попадался какой-нибудь негодяй, для которого и виселицы мало, и, чтобы избавиться от смерти, объявлял, что он — христианин. Сейчас же в тюрьму являлся святой отец, удостоверялся, что перед ним «овца римского стада». Начинались хлопоты, происки, где можно — пускался в ход подкуп, где нужно — не жалели угроз; и в конце концов добивались своего: вместо того, чтобы уничтожить негодяя, его отпускали на все четыре стороны даже без обычных в Китае пыток, от которых там никто не застрахован, и рядом с ним за пустяшную вину казнили человека, у которого не было столь влиятельного защитника.