Книга Краткие очерки русской истории - Дмитрий Иловайский

Душою униатской партии в Западной России сделались Кирилл Терлецкий, епископ луцкий, и Ипатий Поцей, епископ владимиро-волынский; киевский митрополит Михаил Рагоза также склонился на сторону унии, а Сигизмунд III с радостью принял ее под свое покровительство. Терлецкий с Поцеем отправились в Рим и здесь от имени всех епископов просили папу Климента VIII принять их под свою верховную власть (1595). В Риме торжествовали присоединение Западнорусской Церкви. Но между тем большинство русского духовенства, дворянство и некоторые из вельмож горячо восстали против подчинения папе. Для решения этого вопроса в следующем году собрался собор в Бресте.

На этот собор съехались западнорусские епископы со многими игуменами и священниками, а также многие светские вельможи. Собор тотчас разделился на две половины: православную и униатскую. Душою православной партии из светских вельмож был престарелый князь Константин Острожекий, воевода киевский, а из духовных — львовский епископ Гедеон Балабан. Брест принадлежал к епархии Поцея, и он велел запереть храмы, чтобы лишить православных возможности собираться в церкви. Они открыли свои заседания в частном доме; председательство на этом соборе предоставлено было экзарху Никифору, уполномоченному константинопольского патриарха. Три раза Никифор посылал звать на совещание митрополита Рагозу и его соумышленников, но те отказались. Тогда православный собор присудил митрополита и униатских епископов к лишению сана и постановил протест против унии. Униатская партия в это время имела свои особые заседания в кафедральном храме и со своей стороны предавала проклятию духовенство, оставшееся верным православию.

Церковная уния была встречена сильным народным неудовольствием в Вильне (где была тогда резиденция западнорусских митрополитов), в Киеве, Полоцке и других значительных городах Западной Руси. Михаил Рагоза вскоре умер; преемником его на митрополичьей кафедре был Ипатий Поцей, который ревностно подвигал вперед дело унии, за что едва не был убит одним православным. (В Вильне около того времени замечательным поборником православия является красноречивый проповедник Стефан Зизаний.) Следующий за Поцеем митрополит Велиамин Рутский, человек хитрый и деятельный, много способствовал распространению унии в трудную для нее эпоху, когда православное население повсюду встречало ее враждебно, а большинство русского дворянства и казаки готовы были оружием защищать свою старую Церковь. Рутский преобразовал униатское монашество по образцу латинских орденов и назвал его орденом Василия Великого (Базильянским).

Таким образом, в Западной Руси произошло распадение Церкви на Православную и Униатскую (рядом с третьей — Католической). Польское правительство помогало последней и воздвигло открытое гонение на первую в надежде водворить в своих областях единую веру и тем усилить, укрепить государство[67].

Православная партия вступила в деятельную борьбу с католиками и униатами, стараясь действовать их же оружием, т. е. проповедями, богословскими сочинениями и основанием школ для воспитания юношества в правилах греческой религии. Из таких школ особенно прославилась впоследствии Киевская академия. Самым знаменитым ректором этой академии был архимандрит Киево-Печерской лавры Петр Могила, возведенный потом в сан киевского митрополита.

Киевская академия возникла из школы, которая была основана вместе с братством Богоявленской церкви. В 1615 году на это дала средства одна богатая женщина по имени Халылка Гулевичевна. Процветание ее начинается со времени Петра Могилы. Фамилия Могилов принадлежала к молдавской аристократии и считала между своими членами несколько молдавских и валахских господарей. В молодости Петр Могила служил в польской военной службе. Потом он вступил в Киево-Печерскую лавру и благодаря своим родственным связям с польскою аристократией прямо был назначен архимандритом лавры. Отличаясь усердием к православию, Петр Могила немедленно обратил внимание на народное просвещение как на главное средство для борьбы с унией. Он на собственный счет отправил несколько молодых людей в иностранные академии, чтобы приготовить из них хороших наставников, и задумал устроить особое училище при своем монастыре; но по просьбе Богоявленского братства оставил этот план и принял в свое заведование братскую школу. Вскоре Могила сделался киевским митрополитом (1633) и тогда преобразовал эту школу в коллегию, которая устроилась по образцу иезуитских коллегий и академий в Польше и Западной Европе. (Классы шли в том же порядке, как и там: инфима, грамматика, синтаксис, пиитика, риторика, философия и богословие.) Здесь также дано было преобладание латинскому языку, на котором излагалась тогда большая часть наук; воспитанники должны были писать латинские сочинения и говорить между собою не иначе как по-латыни. (Впоследствии по тому же образцу устроены духовные училища в России.) Важное значение Киевской академии в истории нашего просвещения видно из того, что к ее воспитанникам принадлежали почти все лучшие духовные писатели и епископы русские во второй половине XVII и в большей части XVIII века.

ЗАПАДНОРУССКОЕ ДВОРЯНСТВО

При появлении церковной унии довольно усердно заботилось о сохранении православия. На варшавском сейме и в сенате часто раздавались протесты русских послов против нарушения прав и привилегий, утвержденных прежними королями за русским населением. В царствование Сигизмунда III эти протесты по большей части оставались бесплодными[68]. После его смерти на избирательном сейме 1632 года русским послам удалось выхлопотать новые постановления о свободе Греческой Церкви. Новый король Владислав IV утвердил эти сеймовые постановления («конституции»). Но папа объявил их противными божеским и человеческим законам, по обыкновению, они остались неисполненными. Между тем наступившие казацкие и крестьянские восстания против панов побудили большую часть западнорусского дворянства теснее сблизиться с польскою шляхтой, а воспитание его в иезуитских академиях и коллегиях и желание пользоваться всеми шляхетскими привилегиями подготовили переход в католичество. Во второй половине XVII века большинство дворян Юго-Западной Руси является уже вполне ополяченным, забывшим язык и религию своих предков. Тогда они сделались чуждыми простому народу, который находился у них в полном подчинении, но оставался русским и православным[69].