Книга Дайте мне обезьяну - Сергей Носов

– Не издевайтесь надо мной.

– А вы привередливы. Подумайте сами, принципиально ли это? Ну какая разница кто?

– Как там? «А новая невеста»?…

– «Она и нас спасет!»

– «Дайте мне обезьяну»?

– «И я сделаю вам идеального мужа!»

– Нет, дружочек, обезьян поберегите для господина Богатырева! – опять не удержалась Несоева.

– Ну а кто, кто в нашей команде еще не женатый?… Тетюрин. Подождите… А ведь это идея!

Люди Стаса не торопясь пробирались через толпу, поглядывая на балкон. Несоева указывала направление, но уже не так уверенно.

– Я ему в мамаши гожусь.

– В старшие сестры, Анастасия Степановна. Очень хорошая кандидатура. Прекрасно! Так и должно быть! Он в вас со школьной скамьи влюблен!.. Вот это сюжет!.. Писатель!.. Поэт!.. Романтика!.. Лучше и быть не может!..

– Общественность не одобрит.

– Плохо вы знаете нашу общественность!

– А он в курсе?

– Нет, конечно. Не волнуйтесь, я все на себя беру.

– И сколько же вы ему заплатить хотите?

– Заплатим. Бюджет позволяет. Книжку ему издадим. Напечатаем рассказ в газете. С посвящением! А. С.!

– Как-то неловко все это.

– Очень ловко! И главное, вы нравитесь ему!

– Вы так думаете?

– Да разве вы не читали, что он написал о вас?

– Да… таких слов мне никто не говорил… Но ведь это же не серьезно?

– Серьезно! Еще как серьезно! Ах, Анастасия Степановна, сокровище вы наше, решено, решено!

Глава одиннадцатая

Известно, собакам редко снятся лица людей, чаще кисти рук и ноги ниже колен. Особенно часто ботинки, туфли, сандалии, носки и колготки, отвороты брюк, полы платьев. Все это обоняют собаки во сне и лишь в меньшей степени видят.

Человека во сне занимает картинка, движущееся изображение, сюжетное кино; не всякому сновидцу приснятся запахи. Запахи лишь портят человеческий сон, они тревожат, смущают: где-то что-то горит, потянуло гнильцой, почему запахло известкой? Хочется увидеть источник запаха, понять и забыть и больше не нюхать. Прочистить нос. Человеку несвойственно нюхать во сне. Он лучше проснется.

У собак все иначе. Приключения запахов, их борьба, их взаимопроникновение, метаморфоз – вот содержание собачьих снов. Предметы же спящим собакам чаще всего предстают малоубедительными размытыми пятнами, вглядываться в которые нет никакого желания, и правда, зачем, если можно понюхать?

Языком запахов нужно излагать сон собаки. В человеческом языке нет подобающих понятий и выражений. Бывает, приснится собаке такое, что даже ее богатая на запахи память не может найти соответствия в своем необозримом (в необообоняемом?) словаре (или как еще: в духаре?… в нюхаре?… в именонюхе?…). Такой сон волнует новизной ощущений, это сон-откровение.

Иногда снятся страшные сны. Кошмары у собак бывают двух видов. Чаще всего чуются запахи, наводящие ужас и омерзение, например, запах следа на песке от резиновой подошвы сапога Митрофановича, ветерана отлова безнадзорных животных, или кисловатый душок вельветовых брючин контролера трамвайного парка, отобравшего у суки щенят.

Но страшнее всего (и вот где кошмар!), когда снится отсутствие запаха.

Почему собаки воют на луну? Потому что луна не пахнет. А это ужасно. Все должно пахнуть, все, что есть в природе, все обладает запахом. Но не пахнет луна.

Собаки не понимают луны. Зачем не источает запаха такое большое, круглое, светлое? Собаки чуют ее, непахнущую, пугаясь собственного чутья. Даже когда луна прячется за облаками, собаки чуют ее. Луна тревожит их и пугает.

Не пахнет лишь то, чего нет. Даже то, чего нет, способно пахнуть, если оно желаемо, вроде куска сырокопченой колбасы, всегда отсутствующего, но всегда чаемого, – но чуемое обязано пахнуть, раз оно чуется, как же можно чуять непахнущее и бесшумное? Одна зримость. Зримость несуществующего. Видимость того, чего быть не должно – не имущего запаха. Необъяснимо. Мозги набекрень. У собаки дрожат задние лапы, когда ей снится луна.

Луна – это большое ничто. Образ небытия, образ чуемой смерти. Хочется выть.

Но кошмары редко беспокоят собак. В основном сны у них радостные. Симфонии запахов снятся собакам – нюхай и нюхай!

А сколько оттенков! Косточка, зарытая под молодым тополем, это совсем не то же, что зарытая под сосновым забором. На закате кусок колбасы пахнет иначе, чем в полдень.

Запах – понятие геометрическое. Он отвечает объему, допустим, холодной котлеты, не убранной со стола, или длине связки сосисок, опрометчиво оставленной кем-то в хозяйственной сумке.

Но чесаться во сне – это тоже очень приятно. Очень приятно во сне лизать руку хозяина. Приятно слышать свой лай, обращенный против соперника, хотя бы и теоретического. Приятен запах границ, обозначенных твоей неповторимой уриной. Собачья свадьба – это очень и очень приятно.

Но всего приятнее услышать, как тебя называют по имени. Собаки любят свои имена.

Тоскуя по имени, безродная и безымянная дворняга долго следит за человеческой речью, пытаясь уловить в непонятных созвучиях намек на прозвание, относящееся именно к ней. Во сне она будет случайные звуки тревожно сопоставлять с запахом собственной шерсти, в которую запрятала нос.

Ушанка ли, Тим ли – какая разница, как назовут. Блажен имеющий имя, сон его спокоен и ясен.

Не чудо ли это? Во сне собака умеет говорить. Она способна представить и медленно повторить свое имя.

Произнося свое имя – четко, внятно, не торопясь, – собака во сне ощущает себя человеком.

Глава двенадцатая

1

…Тетюрину снилось, что он лежит, как он и лежал спящим, но только бодрствует; он ощущает обе свои ноги – и правую, и левую, и даже видит обе, но притом знает про левую: она – фантом. Ее нет. Мысль об отсутствии левой была мучительна. Фантом немного затек, впрочем, как и правая, ничем не отличающаяся от левой, только тем отличающаяся, что Тетюрин знал, что та фантом, а эта – его. По отношению к левой ноге то было фантомное затекание, а по отношению к правой – естественное.

Во сне Тетюрин вспомнил о Катерине, и стало горько Тетюрину: Катя, Катенька, зачем я тебе такой?

Фантом шевельнулся. Не Тетюрин шевельнул своей левой, а левая сама шевельнулась – фантом не подчинялся воле Тетюрина. Скорее сам Тетюрин подчинялся командам несуществующей левой (он знал, что она не существует), – шевельнувшись, нога-фантом шевельнула всем целым, каковым себя еще мнил Тетюрин. Может, на сантиметр, но в целом – в целом он сдвинулся. И проснулся в испуге.

Обе ноги со всей очевидностью принадлежали Тетюрину. Разница между ними лишь в том была, что одна была правой, а другая левой. Камень с сердца. ОК. Обе мои. Он глядел на ноги, шевелил пальцами. Все получалось. Немного тревожила асимметрия сна – почему именно левая так отличилась, не потому ли, что именно слева съездили ему по голове? Он потрогал голову. На месте.