Книга Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской - Сергей Зинин

«Новая задержка, — пишет Н. Вольпин. — Проходит чуть ли не полчаса, пока нам выносят пакет со снедью. Мы выходим вдвоем из опустелого зала. Сергей, шатаясь, сует мне пакет.

Я не беру. Пусть сам и несет, раз пообещал. Сильный мороз, а я потеряла одну перчатку. Или во мне заговорила некрасивая злоба на Бениславскую? На улице Сергей, показалось мне, сразу протрезвел. Я не соображаю дороги — куда… на Брюсовский? Увы, я ошиблась, на воздухе его и вовсе развезло. Он дважды падал, силенок моих не хватало, чтобы удержать, — удавалось разве что немного ослабить удар при падении. По второму разу Сергей, едва сделав несколько шагов, рванулся назад: исчез пакет! Ищем — нигде не видать… Верно, оборонил раньше… Мне стало стыдно. Но что уж теперь!.. Да мы почти у дома.

Больная сама поспешила открыть на звонок. Это тем более странно, что дом полон ее подруг. Смотрит на меня. Удивленное:

— Вы?

Не ждала, наивная ревнивица, что я приведу Есенина к ней, не к себе!..

А тот, запинаясь, винится, что не донес ее ужин. Галя с откровенным огорчением всплеснула руками.

Меня Сергей не отпускает — куда ты, надо же хоть обогреться.

И вот он возлежит халифом среди сонма одалисок. А я тихо злюсь: да разве не могли они сварить хоть кашу, хоть картошку своей голодной повелительнице? Или партийное самолюбие запрещает комсомолке кухонную возню? Дубины стоеросовые!

Различаю среди «стоеросовых» стройную Соню Виноградскую и еще одну девушку, красивую, кареглазую, кажется Аню Назарову.

Идет глупейшая игра, еще более пошлая, чем та, давешняя, с пожилой дивой в обжорном ночном притоне. «А он не бешеный?» — «Пощупаем нос. Если холодный, значит, здоров!» И девицы наперебой спешат пощупать — каждая — есенинский нос. «Здоров!» «Нет, болен, болен!» «Пусть полежит!».

Есенин отбивается от наседающих «ценительниц поэзии».

— Нет, ты, ты пощупай! — повернулся он вдруг ко мне и сам тянет мою руку к своему носу.

Прекращая глупую забаву, я тихо погладила его по голове, под злобным взглядом Галины коснулась губами век… и заспешила на волю: мне еще ползти на Волхонку в свою промерзшую конуру, печку топить, а завтра вставать чуть свет.

Сергей пытается меня удержать.

— Мы же не поговорили… о главном.

— Успеем. Я не завтра уезжаю».

Вскоре Надежда Вольпин уехала в Ленинград, там у нее родился сын Александр.

В некоторых случаях С. Есенин в пьяном состоянии вел себя некорректно по отношению к Бениславской. Аня Назарова была свидетельницей случая, который описала в своих «Воспоминаниях»:

«Я, Галя и Есенин возвращаемся из «Стойла». Есенин пьяный — громко разговаривает. Свертываем в Чернышевский (переулок) и тут же слышим окрик милиционера — «граждане, остановитесь!». Подходит милиционер и обращается к Есенину: «Это ваши дамы?» Есенин вдруг поспешно отвечает: «Нет, не мои». Галя спрашивает милиционера, в чем дело, тот не отвечает ей, допытывается у Есенина, кто же мы такие и куда он идет. Я говорю: «Товарищ, очевидно, вас смущаем мы?» — «Да, кто вы такие». Есенин отвечает, что одна жена, другая ее подруга, живем в Брюсовском переулке. Идем домой и т. д. Милиционер недоверчиво смотрит и укоризненно говорит Есенину: «Я же о вас забочусь, а вы что-то путаете, то не мои дамы, то жена и знакомая». Мы называем себя, собираемся показать удостоверения личности, говорим, где служим, даем свой адрес, и только тогда все еще недоверчивый милиционер, наконец, отходит от нас.

— В чем дело? Почему вы отказались от нас? — спрашиваем мы Есенина.

— Ах, я не так понял. Я думал, что за мной, понимаете, следят. Хотели взять. Я за вас испугался. Зачем вас? Я и сказал, что не мои дамы, я хотел как лучше. Я же знаю, за мной следят. Давно, ну, и вы ни при чем.

Такая болезнь преследования была у Есенина в тот период очень сильна. Ему все время казалось, что за ним кто-то следит, кто-то куда-то хочет его «взять».

Общественный суд над четырьмя поэтами, газетная шумиха в связи с этим, а также непредсказуемое поведение Есенина с друзьями в коммунальной квартире вызвали недовольство и раздражение у М. С. Грандова. Он пытался призвать Есенина к порядку, но разговоры и просьбы на него не действовали. Как-то поэт пришел пьяным, поднял всех на ноги. М. Грандов не стал его утихомиривать, а просто запер в туалетную комнату, приказав девушкам не выпускать его некоторое время. Протрезвевший утром поэт, покидая квартиру, оставил на столе записку: «Грандов, милый! Прости. Сергей Есенин».

После очередного нарушения общественного порядка Грандов сказал Бениславской:

— Галина Артуровна, прошу вас сделать все возможное, чтобы Есенина в нашей квартире не было… Надоело… Его присутствие нарушает покой квартиры.

— Михаил Семенович, — возражала Галина, — я, даже если бы и хотела, не в силах этого сделать, так как Сергею Александровичу буквально негде жить, и не могу ж я больного человека, да еще в таком состоянии, под забором оставить.

Грандов был неумолим, в его голосе послышались угрожающие нотки:

— Ну вот что: я вас предупреждаю, что если Есенин будет у вас и дальше, то я подаю заявление в ЦК, чтобы его выслали за пределы РСФСР как вредный элемент. Я его таковым считаю, и если подам такое заявление, то его вышлют.

Галина от возмущения хотела нагрубить Грандову, но понимала, что причиной плохого отношения к Есенину было нескрываемое Грандовым чувство ревности. Он не мог спокойно переносить дружеское отношение своей жены Кононенко к Есенину, часто говоривших наедине о стихах, о поэзии. Но ему не хотелось, чтобы личные отношения всплыли при разборе его заявления. Когда ему об этом намекнула Бениславская, он пришел в ярость, настаивая на своем решении.

Не поддержали М. С. Грандова Яна Козловская и Соня Виноградская, когда он предложил им подписать заявление коменданту о выселении Есенина. Обстановка накалялась. Неизвестно, чем бы закончилось дело, но у Есенина начался длительный период лечения в санатории и больницах. Галина сообщила Грандову о выписке поэта. Тем не менее за ее строптивость тот пригрозил уволить Бениславскую из редакции газеты «Беднота», но вмешалась Яна Козловская, переговорила с ним и уладила конфликт.

Больничный период

С 13 декабря 1923 г. по двадцатые числа марта 1924 г. в биографии С. Есенина отмечается как «больничный период». За это время поэт прошел лечение и медицинское освидетельствование в четырех клиниках. Г. Бениславская регулярно его навещает, беседует с врачами, контролирует расписание посещения поэта Екатериной Есениной, Аней Назаровой, Яной Козловской и другими в те дни, когда из-за дежурства в редакции сама не могла побывать в больнице.

Первой лечебницей, в которой оказался С. Есенин, была клиника санаторного типа для нервнобольных на Большой Полянке, 52. Попал он туда неслучайно. Приступы депрессии, нервные срывы у него участились. В октябре 1923 г. поэт Вс. Рождественский был свидетелем, когда Есенин без объяснения причин рыдал в петроградском театре Гайдебурова. Прошедший судебный процесс над 4-мя поэтами также отразился на состоянии здоровья поэта.