Книга Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской - Сергей Зинин

22 ноября поэтов выпустили из-под стражи, взяв подписку о невыезде. 6 декабря дело передали в следственный отдел ГПУ Абраму Славатинскому.

К делу поэтов была подключена широкая общественность. Партийный журналист, работавший в руководящих органах, Лев Сосновский 22 ноября в «Рабочей газете» напечатал статью «Испорченный праздник», в которой преподнес случившийся в пивной скандал не как бытовой случай, а как обдуманную политическую акцию в антисемитской окраске. На статью появились отклики в газетах «Рабочая Москва», «Известия», «Правда». Еврейская тема в этих публикациях преобладала.

«Рабочая газета» (1923, 22 ноября) напечатала разговор с Демьяном Бедным, к которому С. Есенин обратился по телефону с просьбой уладить возникший конфликт. На вопрос Демьяна Бедного, почему же он не на своем юбилее, Есенин стал объяснять:

— Понимаете, дорогой товарищ, по случаю праздника своего мы тут зашли в пивнушку. Ну, конечно, выпили. Стали говорить о жидах. Вы же понимаете, дорогой товарищ, куда ни кинь — везде жиды. И в литературе все жиды. А тут подошел какой-то тип и привязался. Вызвали милиционеров — и вот мы попали в милицию.

Демьян Бедный сказал:

— Да, дело нехорошее.

На что Есенин ответил:

— Какое уж тут хорошее, когда один жид четырех русских ведет.

Прервав на этом разговор с Есениным, тов. Демьян Бедный дежурному комиссару по милиции и лицу, записавшему вышеназванных «русских людей», заявил:

— Я этим прохвостам не заступник. Поступайте по закону!

В дело вмешался Союз писателей. Хотели конфликт обсудить на заседании правления, но маховик уже раскачался. Л. Сосновский подчеркивал постоянно политическую суть конфликта. «Лично меня саморазоблачение наших поэтических «попутчиков» очень мало поразило, — писал он. — Я думаю, что если поскрести еще кое-кого из «попутчиков», то под советской шкурой обнаружится далеко не советское существо».

Было принято решение о рассмотрении поступка 4 поэтов на открытом товарищеском суде 10 декабря 1923 г.

На суде подсудимые отрицали свою причастность к антисемитским высказываниям. С. Есенин сказал, что слово «жид» он употребил в ругательском значении без какого-либо политического содержания.

Отрицали антисемитизм в хулиганских поступках поэтов критик В. Львов-Рогачевский, писатель А. Эфрос, книгоиздатель А. Сахаров, поэт М. Герасимов. Андрей Соболь заявил:

— Я — еврей. Скажу искренно: я еврей-националист. Антисемита я чувствую за три версты. Есенин, с которым я дружу и близок, для меня родной брат. В душе Есенина нет чувства вражды и ненависти ни к одному народу.

Рюрик Ивнев предложил вынести осуждение Сосновскому и Бедному за раздутую провокацию. В защитительной речи В. П. Покровский призвал судить провинившихся поэтов за хулиганство, пьянство, дебоширство, но не за антисемитизм.

Товарищеский суд заседал до трех часов ночи. Оглашение приговора перенесли на 13 декабря. Было принято решение о вынесении четырем поэтам «общественного порицания», при этом указывалось, что «тов. Сосновский изложил инцидент с четырьмя поэтами на основании недостаточных данных и не имел права использовать этот случай для нападок на некоторые из существующих литературных групп. Суд считает, что инцидент с четырьмя поэтами ликвидируется настоящим постановлением товарищеского суда и не должен служить в дальнейшем поводом или аргументом для сведения литературных счетов и что поэты Есенин, Клычков, Орешин и Ганин, ставшие в советские ряды в тяжелый период революции, должны иметь полную возможность по-прежнему продолжать свою литературную работу».

Галина Бениславская внимательно следила за ходом судебного заседания. На следующий день после суда она получила от Сергея Покровского письмо, описавшего с пристрастием судебный процесс, при этом не скрывая своего недружелюбного отношения к поэтам, в том числе и к Есенину:

«А суд вчерашний — такая нелепость, глупая комедия — смешны и судьи, и подсудимые. Смешон в своей глупой царственности Демьян, смешон в роли мелкого адвоката Сосновский. Смешон Есенин в роли развязного «конферансье» с захудалой эстрады, Орешин с деланным надрывом и Клычков с ученическим пониманием — смешны и жалки. Жалки тем, что их заставили хоть немного вывернуть их души. Лишь Ганин меня тронул своей деревенской простотой, тихий какой-то. Из всех остальных поэтов он ценней как личность, как человек. А я все-таки не думал, что ты забудешь меня в дрязгах суда… Когда же спадет с тебя есенинская гниль?».

После суда организованная травля поэтов продолжалась. В опубликованных по заказам некоторых редакций газет статьях и заметках высказывалось недовольство мягким решением товарищеского суда, поэтам продолжали предъявлять обвинения в антисемитизме, мистицизме и идеализме. С. Есенин готовил для опровержения статью «Россияне». В ней он писал о Л. С. Сосновском: «Маленький картофельный журналистик, пользуясь поблажками милостивых вождей пролетариата и имеющий столь близкое отношение к литературе, как звезда небесная к подошве его сапога, трубит почти около семи лет все об одном и том же, что русская современная литература контрреволюционна и что личности попутчиков подлежат весьма большому сомнению».

В своей последней книжке А. Ганин попытался также ответить на эти нападки. «Многие при встрече называют меня «Мистик», — писал он. — Это неверно. Это желание от серьезных вещей отделаться недомыслием. Я родился в стране, где пашут еще косулями и боронят суковатками, но где задолго до Эйнштейна вся теория относительности высказана в коротком «Авось». Это не шутка. Потому, если люди все еще не умеют уважать одиноких и от каждого требуют стадной клички, я был бы более прав, если бы рекомендовал себя: «А. Ганин — романтик начала ХХ века».

Выселение Есенина

Галина Бениславская в эти тревожные для нее дни жаловалась подругам на ухудшение своего здоровья. Возможно, что это были последствия душевных переживаний и волнений за любимого, так как она хорошо знала не только положительные качества Есенина, но и его недостатки. Сергей Покровский в дни судебного разбирательства дела 4 поэтов пытается всячески поддержать ее, хотя Аня Назарова и Яна Козловская уговаривали его забыть Галину. 11 декабря 1923 г. С. Покровский писал Г. Бениславской: «Аня совсем неприличная, ругается как торговка пирожками и ведет себя совсем не как артистка, хотя бы и играющая прачек. Говорит, что я сволочь, что у меня гнусная морда, что ей хочется запустить в меня кружкой, что ты — жена Есенина…». В одном из писем Покровский поведал Галине приснившийся ему страшный сон: «Что ты больна, что ты застрелилась, и жутко, жутко становится».

В эти дни неожиданно состоялась встреча Галины с Надеждой Вольпин, которая привела подвыпившего Есенина в коммунальную квартиру. Да, привела к сопернице, так как понимала, что у себя удержать Сергея не сможет, а с Бениславской, возможно, ему будет лучше.

Вольпин встретилась с Есениным в «Стойле Пегаса». Он был уже навеселе, вокруг него крутилась поклонница преклонного возраста, тоже подвыпившая, которую вскоре забрали ее друзья. Надя попыталась увести Есенина, но тот вдруг вспомнил, что должен прихватить из кафе ужин для заболевшей Гали, которая весь день ничего не ела…