Книга Курьезы холодной войны. Записки дипломата - Тимур Дмитричев

Мы продолжали нашу непринуждённую беседу, когда к нам подошёл тот же официант, который устроил меня за этот стол, где оставалось одно свободное место, и попросил у нас разрешения подсадить к нам ещё одного клиента. У нас не было возражений, и через минуту на четвёртое место к нам подсел мужчина среднего возраста и, поблагодарив нас по-немецки за любезность, стал сообщать официанту свой заказ, а мы возобновили наш разговор на английском. Послушав минуты две нашу беседу, немец обратился к нам no-английски с просьбой разрешить приставить к нашему столу еще два стула, так как он пришёл с двумя дамами. Мы решили уплотниться, освободив место для двух ожидавших особ, и их кавалер, снова выразив нам свою благодарность, направился к своим дамам. Только теперь мы заметили, что он был выпивши. Через несколько минут наш новый сосед нетвёрдой походкой вернулся с двумя где-то раздобытыми стульями в сопровождении своих дам и пристроил их около стола.

Заказав своим женщинам пиво, сообщив нам при этом, что они уже поужинали, немец вдруг взял инициативу разговора в свои руки. Он начал с того, что представил пришедших с ним дам как коллег по работе на американской военной базе под Мюнхеном. Затем, считая, видимо, нас всех американцами, он стал говорить о том, как немцы любят американцев, как они им благодарны за то, что они спасли западную часть Германии от советской оккупации и чумы социализма, подняли её из руин войны, сделали самой процветающей и сильной страной Европы и даже дали хорошую работу тысячам немцев, в том числе ему и его дамам. При этих извержениях благодарности Америке и нелестных упоминаниях о роли СССР в судьбе Германии американская пара то и дело поглядывала на меня, явно испытывая чувство неловкости и смущения.

Но немец, совершенно позабыв про скучавших дам, закусив удила, сам выпил за Америку и продолжал свои излияния. Теперь он пустился в довольно подробные описания количеств и боевых достоинств передовой военной техники, которую в то время американцы завозили на свои базы в ФРГ, что, по его мнению, должно было ещё больше гарантировать её безопасность и безопасность Запада в целом. Американская пара, слыша изложение таких, наверное, секретных сведений в моём присутствии, несколько раз пыталась вежливо прервать этот монолог нашего соседа по столу, ссылаясь на то, что мы никто в подобных вещах не разбираемся и нас они совсем не интересуют.

Однако немец решительно отклонял их попытки его остановить, утверждая, что мы все должны знать, какая военная техника нас защищает и на что она способна. Он тут же решил привести ряд конкретных примеров. Услышав о таких намерениях нашего лектора, оба американца заёрзали на своих стульях и, не зная как положить конец этому потоку военных сведений, стали смотреть на меня умоляющими взглядами. Поскольку в этих подробностях я не разбирался и вполне сочувствовал переживаниям американской четы в свалившейся на них неловкой ситуации, я кивнул им головой, давая понять, чтобы они сказали ему, из какой страны я был, что должно было наверняка прекратить монолог немца о новой американской военной технике.

Американка тут же, кивая в мою сторону головой, сказала ему на родном немецком языке только одну фразу: «Он из Советского Союза», — и замолчала. Немец остолбенел, пытаясь осмыслить услышанное. Он не мог поверить ни в то, что американка говорила по-немецки, как он сам, и тем более в то, что он сидит в мюнхенском бирхале рядом с человеком из СССР и по собственной воле столько времени изливает перед ним сведения, связанные с военной тайной. Он сначала недоверчиво посмотрел на меня, но поскольку мы сидели очень близко, резко отодвинул стул назад, чтобы лучше меня разглядеть.

«Это, что — правда?» — спросил он меня почему-то по-немецки, глядя мне с ужасом в глаза. «Да, это правда», — ответил я ему тоже по-немецки. Услышав мои слова, немец обвёл неверящим взглядом американскую пару и меня и словно ошпаренный резко вскочил со стула. Он ещё раз посмотрел на нас троих, по-видимому, всё ещё пытаясь осмыслить то, что с ним произошло, затем щёлкнул по-военному каблуками своих ботинок и, быстро сказав по-немецки «извините», резко повернулся и направился к выходу. Обе сопровождавшие немца женщины тоже быстро поднялись, извинились и направились вслед за покинувшим их кавалером.

Теперь, когда мы остались втроём, американка поблагодарила меня за моё участие в разрешении неудобной для них ситуации, и они стали прощаться, ссылаясь на усталость и необходимость закончить сборы вещей перед утренним вылетом в Штаты. Мы пожелали друг другу счастливого пути, и американцы ушли. Я посидел ещё пару минут за столом, давая им возможность выйти из здания, не пересекаясь со мной снова. Когда я встал, готовясь выходить, я заметил на полу около стула, где сидела американка, белые летние перчатки, которые она уронила.

Надеясь, что я успею догнать американцев около бирхале, так как они не могли за это время далеко уйти, я поднял перчатки и быстро направился вниз по лестнице, думая, что, если я их не найду, то принесу перчатки официанту для передачи их хозяйке в случае её возвращения за ними. При выходе из здания бирхале я увидел возвращающуюся в него американскую пару и, подняв руку с перчатками, направился к ним. Американка вспомнила про забытые перчатки, и они направлялись их подобрать. Когда я их ей передавал, они оба пожали мне руку со словами благодарности за перчатки и за то, как я себя проявил в тупой ситуации за столом. Мы снова пожелали друг другу счастливого пути и расстались. За несколько часов одного дня Мюнхен преподнёс мне два сюрприза с участием американцев!..

Восемь лет спустя я снова оказался в Мюнхене как представитель Юридического департамента Секретариата ООН, в котором я тогда работал, на Международной конференции по космосу, где помимо научно-технических проблем обсуждались и вопросы космического права, входившие в компетенцию нашего департамента.

В один из свободных вечеров двое из моих коллег по МИДу и я решили посетить тот бирхале, в котором произошла рассказанная выше история с немцем с американской военной базы. Для них посещение этого исторически любопытного места было особенно интересным, а для меня оно было связано и с воспоминанием об упомянутом инциденте. Пришли мы сюда около пяти вечера, когда для обычных посетителей было ещё рано, и народу в зале было совсем немного. Получив свои большие кружки пива и закуски, мы сидели и болтали о всякой всячине за одной из частей длинного стола в 3–4 метрах от ближайших соседей, которыми были три довольно пожилых мужчины, занятые своим пивом и собственными разговорами.

Через некоторое время мы обратили внимание на то, что наши соседи то и дело дружелюбно посматривают на нас, улыбаются и, видимо, нас обсуждают. Мы продолжали свою трапезу и беседу, когда один из немцев-соседей подошёл к нам и спросил с сильным акцентом по-русски, были ли мы из России. Нас удивило, что немец говорил по-русски, и, сказав ему, что мы из СССР, спросили его в свою очередь, где он учил русский язык. Показав на своих двух приятелей, он с большим трудом по-русски же сказал, что они учились русскому языку в плену, в котором провели несколько лет. При этих словах его приятели встали со своими кружками и тарелками, и все трое, не спрашивая разрешения, передвинулись к нам с желанием продолжить начатый разговор.