Книга Шпион для Германии - Эрих Гимпель

Пересекая перекрестки, проверял, нет ли за мной хвоста. В голове появилась мысль, что, пожалуй, лучше было бы встретить Рождество у елки вместе с Джоан, чем охотиться за «Манхэттенским проектом»: любовь предпочтительнее служения войне.

Но вот и Сорок первая улица. Я поднялся на восьмой этаж. Секретарша с красными волосами некоторое время раздумывала, продолжать ли ей заниматься своими ногтями или же уделить свое внимание мне. Наконец взглянув на меня, она произнесла:

— Сегодня вам повезло, мистер Браун на месте. Но вы ведь собирались прийти вчера?

— Да, я собирался, но ведь никогда не поздно увидеть вас, или это не так?

— Ха-ха! — ответила она. — Сегодня состязания по боксу. Если вам удастся приобрести билеты, то я бы с удовольствием пошла.

— А я бы с большим удовольствием сходил в театр, — возразил я.

— Поговорим, когда вы выйдете от шефа, — решила она.

Она поставила на столик свой лак для ногтей и вошла в соседнюю комнату. Через две минуты она оттуда вышла.

Браун был маленьким нервным человечком. Он встал и пошел навстречу мне с распростертыми объятиями.

— Что я могу для вас предпринять? — спросил он.

— Сначала сделать стены и двери звуконепроницаемыми, — заявил я.

Он посмотрел на меня удивленно:

— У меня нет никаких секретов.

— Парочка все же наверняка есть.

Он сел на свое место и предложил мне сигарету. Я отказался.

— С 1938-го по 1942 год вы сотрудничали с немецкой секретной службой, — начал я. — За свою деятельность вы получили шестьдесят четыре тысячи двести девяносто три доллара и сорок центов. Деньги эти вы будто бы выплатили своим подручным. Вы — единственный, кто тогда уцелел при повальных арестах. И вот я здесь, чтобы получить компенсацию.

Руки и ноги у него задрожали. Глаза остекленели и стали похожи на глаза кролика, увидевшего змею.

— Кто вы? — произнес он.

— Для вас меня зовут Кеннет Смит, — ответил я. Сделав паузу, я посмотрел в окно, прикидывая,

слышит ли наш разговор красноволосая секретарша, и продолжил:

— Прибыл я из Германии, из самого Берлина. Если вы мне кое в чем поможете, с вами ничего не случится… Тогда вы поработали очень неплохо.

— Вы с ума сошли, — заявил Браун. — Тогда все было совершенно по-другому. А теперь Германия проиграла войну.

Вскочив, он стал ходить по комнате взад и вперед, размахивая руками и с трудом произнося слова. Около телефона он остановился.

— Что, если я сейчас позвоню в ФБР?.. — сказал он.

— Тогда вас повесят, — предупредил я его и добавил: — Впрочем, и меня тоже. Американская секретная служба не делает здесь различий. Тех, кто когда-либо работал против Америки, отправляют к чертям собачьим. Мне, видимо, не стоит вам даже об этом говорить.

Он кивнул:

— У меня семья, и я создал своими руками дело, дающее мне средства к существованию. Германия проиграла войну. Видит Бог, я не имел бы ничего против, если бы она ее выиграла. Я ненавижу Америку. Более десяти лет мне пришлось мыть тарелки, и каждый полицейский мог на меня накричать. Все те годы любой мог похлопать меня по плечу и сказать: «Ну ты, грязная свинья!»…

— А теперь у вас маклерская контора и прелестная секретарша, — перебил я его. — И все это за деньги, полученные вами из Берлина.

Подойдя к окну, я посмотрел на улицу и вновь повернулся к Брауну.

— Я дам вам шанс сохранить все это, — произнес я. — И навещу еще лишь раз, если вы сообщите то, что мне надо знать. Как только вы сведете меня с людьми, с которыми я хотел бы познакомиться, вы тотчас же будете свободны. Вы умрете для нас. Независимо от того, как начнут развиваться дальше события.

Мне даже стало его жаль. Мое посещение явилось для него настоящим ударом. Но к черту сентиментальность! Ведь мне-то никто не посочувствовал. Тот, кто ступил на дорогу дьявола, должен идти по ней и дальше, хочет он того или нет.

— И что же вам нужно знать? — спросил Браун.

— Все по «Манхэттенскому проекту». Название это он слышал явно не в первый раз и сразу же понял, о чем шла речь.

— Завтра, — сказал он. — Но на этом — конец.

— Да, тогда будет конец, — заверил я его. Я собрался уже идти, когда он произнес:

— Деньги-то у вас есть?

— Есть, и вполне достаточно. — Хочу дать вам совет.

— Хороший совет всегда может пригодиться.

— Парень, берите ноги в руки и отправляйтесь как можно быстрее в Южную Америку. Здесь вам ничего не светит, несчастье же с вами может случиться. Работать на Германию в такое время… На это пойдут только сумасшедшие.

— Мы с вами и есть эти самые сумасшедшие, — заметил я. — И от этого пока никуда не уйти.

Секретарши в приемной не было. Меня это вполне устраивало. И я со всеми мерами предосторожности покинул маклера. Брауна я не боялся. Мне было ясно: это он меня опасался. Он постарел и оброс жирком. Старые и жирные агенты уже не годились для грязной работы. Но они, по крайней мере, знали правила игры. Он сделает свое дело, попытавшись откупиться от нас новой информацией.

Само собой разумеется, что американские секретные службы предприняли все необходимое, чтобы засекретить атомный проект. Полностью сделать это, однако, было просто невозможно. Сколь странно ни прозвучит мое утверждение, но по будущей «хиросимской бомбе» мне работалось легко. Как известно, для ее создания требовался уран, который добывался в Северной Канаде. На этой работе были задействованы сотни и даже тысячи специально подготовленных рабочих. Такое в секрете не удержишь. Так что опытному агенту — настоящего имени мистера Брауна я не знал — не потребуется большого труда получить хотя бы сырую информацию.

Мне оставалось только ждать. О Билли и его делах слышно ничего не было. Воздух, говоря агентурным языком, был, как ни странно, чист. Но я с удвоенным вниманием относился к своему окружению, хотя оно и представлялось вполне безопасным.

За мной не шествовал по пятам ни один агент ФБР. Лишь американский Санта-Клаус преследовал меня на каждом шагу — по радио, в витринах магазинов, в рекламе. Мне казалось, что Дед Мороз в Америке был уже настроен на мир, тогда как в Германии люди собирались отмечать «праздник мира» под голыми рождественскими елками.

Мне вспомнилась Маргарет. Свою меланхолию я утопил в виски. Я представил себя восьмидесятилетним стариком, сидящим в коляске и размышляющим, как бы он повел себя, вернись к нему молодость…

Следующие два дня прошли без происшествий. Джоан навела меня на другие мысли. Самокритично рисовались мне заголовки различных газет. Например: «Последний немецкий агент с подвязанным передником помогает на кухне нашей девушке в уничтожении союзных продуктов питания».