Книга Шпион для Германии - Эрих Гимпель

Я тут же попытался избавиться от этих мыслей. Начитался криминальных романов! Достал из книжного шкафа какую-то книгу, но тут же положил ее назад. Затем нашел бутылку виски и налил бокал.

Потом вновь улегся на софу. На сегодня хватит. Передача музыки окончилась. Пошли последние известия и сообщения с театра военных действий. Дела Германии были плохи. Естественно, краски сгущались, когда говорилось об этом. Мне не хотелось верить, что для моей страны война проиграна, хотя об этом знал весь мир, включая и меня самого.

После передачи последних известий вновь началась трансляция музыки. «Час в Париже», — объявил диктор. Заиграл оркестр. Я наслаждался музыкой, квартирной обстановкой, виски…

Вдруг мне будто что-то послышалось. Нервы? Но нет. Раздались какие-то непонятные звуки, затем шаги и шорох у двери. Вот кто-то вставил в замок ключ.

Я тут же вскочил, выхватил пистолет из кобуры, висевшей у меня под мышкой, и снял с предохранителя. Одним прыжком занял позицию, чтобы первым увидеть входившего. Что делать, если их будет несколько человек?

Дверь открылась. Держа палец на спусковом крючке, я стоял не шевелясь.

В комнату вошла женщина. Молодая блондинка. Увидев меня, она сначала перепугалась, затем засмеялась.

Она была высокого роста, одета в широченное пальто бежевого цвета, схваченное в талии поясом. У американок, как я заметил, были, как правило, крепкие нервы. Она не закричала, не убежала, а засмеялась.

— Вы играете в индейцев? — спросила она.

В подобные минуты почему-то запоминаются все мельчайшие подробности. Черты ее лица буквально врезались мне в память: высокий выпуклый лоб, тонкий нос, маленький рот с подкрашенными губами, длинные волосы, свободно падавшие на плечи.

Уставившись на девушку, я пытался сообразить, как незаметно спрятать пистолет, который я держал в руке.

— Как вы сюда попали? — спросил я.

— То же самое я хотела бы спросить у вас, — ответила она.

Закрыв за собой дверь, она сделала несколько шагов в комнату. Она так естественно и грациозно держалась на высоких каблуках, будто бы с ними и родилась.

— Я друг Пауло Санти, — объяснил я.

— А я его приятельница, — произнесла она.

Наконец мне удалось спрятать пистолет в карман. По радио целую минуту раздавалась барабанная дробь: видимо, барабанщик демонстрировал свое искусство. У меня же у самого голова от этого сделалась как барабан.

— Пауло предоставил мне свою квартиру на несколько дней, — продолжил я. — Он уехал.

— Ничего страшного, — молвила девушка. — У него наверняка несколько ключей. Один из них он дал и мне. У меня дома идет ремонт и сильно пахнет краской, чего я не переношу.

— Меня зовут Джек Миллер, — представился я.

— Джоан Кеннет, — назвала она себя.

— В таком случае я, естественно, уйду, — сказал я. — Не буду вам мешать.

— В мире есть еще кавалеры… А чего вы вздумали бежать? Ведь в квартире несколько комнат, не так ли?

Я молча кивнул в ответ. Девушке, видимо, понравился мой такт. Ей было невдомек, что я беспокоился не столько о ее чести, сколько о своем задании.

— Нет ли тут чего-нибудь выпить? — спросила она.

— Вон на столике стоит бутылка виски. Если бы вы пришли на полчаса позже, то вам пришлось бы пить молоко.

— Я всегда прихожу вовремя.

Она сняла пальто, пошла в ванную и вернулась через две минуты назад.

— Я расположусь в спальне, — предложила она. — А вы оставайтесь в гостиной. Включите только радио немного погромче. Это Томми Дорси, если я не ошибаюсь. А вам он нравится?

— Конечно.

— Нам вдвоем будет весьма уютно. Или же вы все еще настроены уйти?

— Вовсе нет.

— Вот и хорошо, — резюмировала она. — А сейчас пойдем на кухню, вы мне там поможете! Или вы не голодны?

— Голоден, не голоден, но отсутствием аппетита не страдаю.

Мы стали готовить гамбургеры. Они получились довольно вкусными. Мы обнаружили несколько бутылок пива и допили оставшееся виски. По радио передавали музыку и песни Томми Дорси, Гленна Миллера и Луи Армстронга. Время от времени музыка прерывалась, и голос диктора вещал, сколько тонн смертоносного груза сброшено на города Германии.

— Война скоро кончится, — произнесла Джоан. — Слава Богу!

— Да, — поддержал я ее.

— А вы были солдатом?

— Да, морским офицером.

— Мой брат тоже. Но он погиб… В Перл-Харборе. В самом начале войны.

— Черт бы побрал этих японцев! — сказал я. Мы закурили.

— А здесь довольно уютно, — проговорила Джоан. — Я не люблю сидеть по вечерам в питейных заведениях. Но не люблю и оставаться одной.

174

— Это и мой настрой.

— А вы — не американец.

При этих словах я даже вздрогнул. Уют и благодушное настроение сразу исчезли. Я почувствовал тревогу. Уж не агент ли она ФБР? Очаровательная приманка? Предвестница палача?

— На основании чего вы так судите?

— Вы говорите как европеец, пожалуй, как скандинав.

— Мои родители были норвежцами, — вывернулся я.

— Почему вы произнесли это столь натянуто? — спросила она. — Я бы, например, не имела ничего против, если бы мои родители были норвежцами. Европа — Париж, Вена, Будапешт, Рим — разве это не прекрасно? Но проклятая война буквально все испоганила! — Она, взяв в руки свою сумочку, сказала: — Спокойной ночи! Надеюсь, что не потревожу вас, если встану рано. У меня маленький магазин мод, и я всегда появляюсь там первой.

— Спокойной ночи! — ответил я.

Я слушал радио еще в течение часа. Джоан прошла из ванны в соседнюю комнату. Если ФБР взяло меня на крючок, зачем ему оставлять своего агента здесь в качестве сторожа? Ведь его сотрудники могли бы уже давно появиться и арестовать меня. «Ты просто видишь во всем подозрительное», — сказал я себе. И тут же вспомнил, что она нисколько не испугалась моего пистолета и не задавала почти никаких вопросов.

В моей душе шла борьба: остаться или уйти. И на то, и на другое были весомые причины. Мой внезапный уход может вызвать у Джоан подозрения. Остаться же здесь — значит подвергнуть себя риску оказаться в ловушке. Впрочем, если меня засекли, дом все равно уже окружен и мне не удастся незаметно покинуть его.

Выпив последний глоток виски, улегся спать, но раз пять просыпался. Часам к пяти утра мне все стало безразлично. Этот фатализм подарил мне пять часов сна.

Когда я проснулся, Джоан уже не было. Чтобы меня не будить, она позавтракала на кухне. Чашка ее стояла еще на столе. На краю чашки виднелся слабый след губной помады. Во время войны американская губная помада была, видимо, тоже не слишком хороша. Я помыл чашку, принял душ, съел два оставшихся гамбургера и отправился в путь, чтобы навестить мистера Брауна на Сорок первой улице. По делам, связанным с атомным шпионажем…