Книга Париж в любви - Элоиза Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
На уроках Луки по литературе только что закончили читать «Илиаду» Гомера, древнюю историю о воинах, штурмовавших Трою. Его друзья дали одному из своих одноклассников прозвище Ахиллес, потому что он всегда сердит и склонен к разрушению: в гневе опрокидывает в классе столы и стулья. И вдруг Алессандро вспомнил мальчика, вместе с которым учился в средней школе. Его прозвали «быстроногим Ахиллесом» из-за его скорости. Можно сделать кое-какие выводы о падении культуры на основании этих двух примеров…
* * *
На прошлой неделе я написала, как пробиралась через сугробы из лепестков, а сегодня узнала, что у Клода было то же самое. Лепестки покрыли землю, как «белая пена», и его глаза внезапно наполнились слезами из-за «необузданной души красоты». Пожалуй, мне нужно прекратить читать его книгу. Высокопарное краснобайство Клода вызывает у меня раздражение и сознание собственного превосходства, а это никудышное сочетание. Я подозреваю, что меня злит не его сентиментальность, а то, что он мой предшественник, если не прототип: мы описываем одни и те же лепестки, пусть и с интервалом в сто лет. Мне не очень-то приятно думать, что в один прекрасный день моя двоюродная внучка будет хихикать над моим краснобайством, но я подозреваю, что это неизбежно.
Все добрые жители Миннесоты в июле направляются «на север» и приземляются рядом с канадскими гусями у озер, где полно быстроходных катеров и скандинавских отпускников с незагорелыми ногами. Мои самые отчетливые воспоминания о северных приключениях моей семьи связаны с тем летом, когда расставались мои родители. Я не могу припомнить их ссоры (хотя смутно сознавала, что главной причиной были финансы и измена) — я просто не обращала тогда внимания. Разве у меня было на это время? Мне было шестнадцать, и я была одержима идеей заработать денег и купить себе белые брюки с множеством карманов и маленькой петелькой сбоку, явно предназначенной для того, чтобы бойфренд просунул туда палец. Сильный загар был бы более дешевым средством сделаться «горячей штучкой», но поскольку мои гены это исключали, я сосредоточилась на этих брюках как на способе клеить бойфренда. Для выполнения этого плана требовались усилия, так что мне было не до вызывавших неловкость эмоций родителей.
В то лето мой отец был ответственным за ланч: моя мать ратовала за разделение домашнего труда с того самого момента, как Бетти Фридан[91] взяла в руки перо. Однако репертуар папы был невелик: яичница-болтунья, спагетти, яблочный соус — и язык. Его фирменным блюдом был большой вареный язык. Поскольку продукты почти не покупались из-за усиливавшихся военных действий, на кухонной стойке всегда лежал кусок языка с надписью «ланч». Я с отвращением смотрела на него, пока голод не заставлял посолить кусочек и отправить в рот, причем мой собственный язык старательно избегал соприкосновения с шершавой поверхностью этого яства. Моя сестра, более разборчивая и стройная, вообще чуть не заработала анорексию из-за отвращения к языку. Мой аппетит был сильнее омерзения — я не потеряла ни фунта веса, зато утратила всякое уважение к своим родителям. Если бы меня спросили в то время, я бы с уверенностью заявила, что никогда не стану подвергать своих будущих детей отвратительному зрелищу супружеских битв. К нашей чести, нам с Алессандро в основном удается избежать язвительных высказываний — этому способствует то, что мы не изменяем друг другу. И тем не менее, как и у моих родителей, именно во время каникул у нас начинаются открытые боевые действия. Нашим камнем преткновения являются деньги. Если изложить это вкратце, я люблю шикануть, а мой муж, напротив, бывает чересчур бережлив. Каникулы выдвигают это противоречие на первый план.
Еще до того, как мы решили отправиться в Париж, шла речь о том, чтобы посетить замки в долине Луары. В конце концов мы условились отметить этой поездкой шестнадцатилетние Луки. На меня была возложена обязанность найти подходящий ресторан для вечеринки в честь дня рождения. Миссия Алессандро заключалась в том, чтобы подыскать отель, из которого можно быстро добраться на машине до нескольких замков. На веб-сайте, похвалявшемся дешевыми ценами, он нашел отель, предлагавший номер с гостиной и кухней по удивительно низкой цене. Поскольку отель был новенький, с иголочки, там не было рекламной статьи. Это слегка настораживало, но цена была настолько низкой, что не стоило обращать внимания на такие пустяки.
Дочитав мою книгу до этого места, вы, наверно, уже сделали вывод, что я питаю слабость к роскоши. Что касается отелей, тончайшие простыни, стоимость которых превышает национальный долг, делают меня счастливой, равно как и маленькие бутылочки шампуня, особенно если на них написано, скажем, «укрепляющий». С первого взгляда на нищенский отель я поняла, что здесь не будет подобных упоительных радостей. Там, где мы взяли напрокат автомобиль, понятия не имели об этом адресе, но каким-то образом нам удалось его найти. Мы проехали по дороге, идущей вокруг промышленного центра, и остановились у строительной площадки, где среди пыли и мусора высилось здание из бетона. Вуаля. Наш отель.
После того как мы зарегистрировались у стойки, покрытой чем-то вроде линолеума, нас направили в номер на четвертом этаже. Когда мы вышли из лифта, обнаружилось, что коридоры освещаются (причем с некоторым опозданием), когда проходишь мимо ламп. Стоя в кромешной тьме, мы замерли, пока не загорелись флуоресцентные лампы. И тут мы увидели удручающее серое ковровое покрытие — этот цвет приветствовал нас и в номере. Правда, сам ковер был не очень заметен: предыдущие постояльцы устроили грандиозную вечеринку, судя по грязной посуде, пирамиде из пустых винных бутылок и пеплу от сигарет (ковер был им усыпан, как плечи церковного старосты — перхотью).
Внизу менеджер всплеснул руками и послал нас в другой номер, на этот раз на третьем этаже. Открыв дверь, мы увидели комнату, в которой, очевидно, до нас жило три дюжины альпинистов, если судить по горе мусора высотой с песчаную дюну. К этому моменту мое горе перешло в открытый бунт, и я исполнилась решимости любой ценой вырваться на свободу, в трехзвездочный отель — пусть даже однозвездочный. И тут наступил момент истины: Алессандро признался, что заплатил вперед за целую неделю. «На третий раз должно повезти!» — сказал он, напуская на себя беспечный вид. Но он походил на служащего аэропорта, предлагающего второй пакетик соленых крендельков при пятичасовой задержке рейса. Я ответила ему оскалом саблезубого тигра. Вероятно, многострадальные служащие аэропорта привыкли к такому оскалу — чего нельзя сказать о моих детях.
Будете ли вы удивлены, узнав, что и на третий раз не повезло? Этот номер был на втором этаже, и в кухонной раковине не наблюдалось грязной посуды. Однако мы едва ли это заметили, так как взор наш приковали почерневшие от копоти окна, на которых затейливой паутиной красовались трещины. По-видимому, прямо за отелем были железнодорожные пути (по которым, как мы узнали позже, постоянно проходили поезда). Под железнодорожным мостом горел костер. Можно было предположить, что, судя по этому костру, под мостом находится захудалый поселок, но это уже не имело значения. Все было ясно с той самой минуты, как мы въехали в этот отель.
