Книга В.Н.Л. Вера. Надежда. Любовь - Сергей Вавилов

– Чего я с этим таскаться буду. Я не домой.

– Учись, – одобрил Семён, набивая упаковками и бутылками карманы мешковатой осенней куртки.

– Нет, – рассудил Артём, – так не пойдёт. Ты, конечно, писатель, бессребреник…

– Я золотарь… – огрызнулся я.

– А-ха. Так и возьми у нас этого дерьма побольше. Оно тебе и нужнее. Не от них возьми, от меня…

Откуда ему было знать, что мне нужнее. А от тебя, Артём, я бы другое взял. Живое!

Но при этом покорно снял рюкзак. Не надо казаться сложнее там, где не надо.

Они переложили часть продуктов и бутылок ко мне. Артём закрыл похудевшую сумку. Мы двинулись к метро через площадь. При этом каждый думал о своём, хотя молчание было общим…

– Серега, а что с Югиным? Ты давай поподробнее! Отдал? Что он сказал? – я не был уверен, что Артёму интересен ответ, но ломать молчание стоило только потому, что чёрт знает куда это молчание могло завести каждого из нас.

– Сказал позвонить через неделю, – откликнулся я.

– Что такое Югин, господа? – оживился засыпавший, казалось, на ходу Семён.

– И ты туда же? – посочувствовал Артём. – А как же «Мертвец в оправе»?

– Он и есть, – захохотал Семён. – Понял я, о ком вы… А ты ему, Сергей, роман свой предложил, что ли?

– Рассказы дал.

– Сунул? – опять захохотал фотограф. – Мой тебе совет: не суйся ты к этим лохобанам, снеси вон в «Неву», что ли… Там тоже, правда, последнее время всякое печатают…

– Может, у меня и есть всякое? – усмехнувшись, ответил я.

– Не дай Бог! – и фотограф снова затрясся.

– Ну неделю-то подождёшь? – вмешался Птицын. – Посмотрим, что Югин скажет… – ясно, что дельный совет с «Невой» не пришёл ему в голову, и от этого Артёму было, наверное, обидно. – А потом, в «Неве» месяца два ждать. Они же не рецензируют – скажут: «Не подошло» и повесят…

– Повесят, повесят, – перебил Семён, продолжая веселиться.

– Трубку, – сквозь ухмылку закончил Артём.

– Господа! Разбегаться неохота… Птицын, пойдём к тебе, Ольчик нам горячего приготовит…

– А работать? – неожиданно трезво и холодно успокоил приятеля Птицын.

– Мне-то что? Цифра – она и есть цифра. Прыщи на жопах я за пять минут зафотожаблю…

Я не понял ничего. Поэтому осторожно спросил:

– Что это значит?

– Фотоаппарат – цифровой. Не ваши говенные мыльницы! Загнал фотки в комп, там программа есть – красные глаза убирает, прыщи. Вот и всё!

– Он спец! – подтвердил Артём, как бы раздумывая. Раздумывал и я. Мои смелые надежды на субботу отнюдь не были смелыми. Я ещё не придумал, как буду себя вести. Поэтому прощупать почву в этом направлении – это плюс. Минусов же было целых два: присутствие Артёма и неочевидная только пока нетрезвость. Вопреки сотням волнующих алкогольных историй, нормальные женщины любят всё-таки трезвых мужчин. По пьяни можно подцепить, причём в комплекте с девушкой ещё кое-что. А вот познакомиться…

Проще всего было бы, если бы Артём просто сказал «нет». Но подсознательно и он не искал лёгких путей. Потому как согласился.

– Поехали, посидим… Закусим нормально… – по его мнению всё то, что оттягивало рюкзаки и карманы – было так себе…

– Ольчик, это я! – голосил Семён в решёточку домофона.

– Берлин? – с ударением на первый слог послышался Ольгин голос. – А где Артёмка?

– Да тут он, твой Артёмка, за моей спиной. С нами ещё писатель…

В квартире пахло чем-то сытным и ещё уютно-детским. Уютно-детскими оказались рубашонки, по которым Ольга проворно водила утюгом.

– Привет, – уверенно пропыхтел Берлин, пройдя на кухню прямо в одежде. Чувствовал он себя как дома. Выложил из кармана снедь, поставил бутылки.

– Сёмка, Серёжа, здравствуйте… – я опять искал в обращении ко мне подтекст. Серёжей-то в этом городе я стал только у неё.

– А где Венеролог? С бабушкой отправила? – поинтересовался Артём, снимая куртку, задевая усиленными плечами «Алабамы» меня и стены.

– Пошёл к ней мультики смотреть, – легко ответила прекрасная сандаловая статуэтка, ставшая со времени нашего предыдущего свидания ещё прекраснее.

– Птицын, отдай мне Ольку, – наглел Берлин, но, видимо, будучи частым гостем в их дружелюбном доме, шутил он привычно.

– Забирай, – так же буднично отшучивался Артём.

– Ольчик, мы тут колбаски тебе принесли. Сделаешь яишенку?

– Голубцы будете? Я сейчас… – отозвалась она из комнаты.

Вошла, озаряя, перенастроив наши табачные носы на другие, сладкие запахи. Я пока не проронил ни слова. Ни дела… Сидел тупо, думая, какую из поз мне принять, чтобы не оказаться зажатым или же, напротив, слишком развязным. Я как бы шёл по какому-то болоту, высчитывая каждый шаг, не находя смелости сделать хотя бы несколько движений наобум. Может быть, спасительных движений?

– Ого! – воскликнула она, войдя.

– Ну, – аппетитно подтвердил Семён, плотоядно глядя на пищу, выпивку, женщину. Живой протест рефлексии и всяким сомнениям вообще.

– Как сиськи? – вдруг спросила она, стоя спиной к нам, управляясь со сковородкой.

Неприятная капля защекотала мне позвоночник.

– О-о! – рисуясь, воскликнул Семён.

– Ну я серьёзно. Было хоть на что посмотреть?

– Особо нет, – спокойно и как-то честно ответил Артём.

И мне, слегка шокированному сейчас, вспомнились наши разговоры с Катериной. Тогда почему-то я не самошокировался. И на стриптиз ходили не раз. И даже случайную её любовницу обсуждали! Что-то я одичал.

– Держите тарелки…

Артём расставлял ещё теплые и скрипящие от воды тарелки, клал одинаковые приборы. Из белой керамической кастрюли исходил пар с восточным, пряным запахом.

– Рюмки! – напомнил Берлин.

Артём ловко расставил три рюмки…

– Я тоже чуточку… – подсказала Ольга Артёму.

Он добродушно усмехнулся.

– А ты и не заметил, Артёмка? Я уже третий день Веньку не кормлю. Хватит уже…

– Правильно, – Берлин разливал через руку, – в этом возрасте ребёнок должен мясо жрать!

– Да он знаешь как жрёт! – выпалила Ольга и, ойкнув, покраснела.

Все засмеялись. Засмеялся и я.

Ольга выкладывала на тарелки пахучие голубцы, по-восточному завёрнутые в виноградные листья. У неё всё получалось легко и аккуратно, и я подумал, что Ольга – замечательная ведь жена. И потому ещё, что Артём её – хороший муж. Если его и посещают дурные мысли, то пускает он их через другой, не семейный коридор. И для неё он – всегда уверенный в себе человек. Соответственно – она уверена в нём.