Книга Заговор обреченных - Богдан Сушинский

«Ну зачем он? – нервно покачал головой Штауффенберг, чувствуя, однако, признательность Ольбрихту. – Теперь-то уж следует говорить как есть». И полковник вновь почувствовал, как его обуревает чувство стыда. За то, что не удалось покушение, и за то, что подвел стольких положившихся на него людей. И даже за то, что с этого часа бедный генерал Ольбрихт и все остальные присутствующие здесь вынуждены лгать, отлично осознавая, что лгут. Раньше-то хоть они могли оправдывать самих себя неведением и сомнениями.

А из соседней комнаты уже доносился голос другого офицера, который тоже уверял кого-то там, на том конце провода, что сообщение неправдиво. Что все остается в силе. И с надеждой обреченного допытывался: «Так вы действительно с нами? Вы не подведете нас? Это слово офицера?»

«Слово офицера, – тяжело вздохнул Штауффенберг. – Чего оно теперь стоит в этой грязной полынье лжи и всеобщего страха?»

Пока он медленно добрел до кабинета Фромма, уже все кабинеты взрывались телефонными звонками. Сообщение было услышано не только в Берлине и во всех концах Германии, о нем уже знали на всех фронтах. И теперь даже те, кто до сих пор оставался верен им и всерьез намеревался приступить к выполнению операции «Валькирия», начинали сомневаться: стоит ли продолжать? Не пора ли остановиться и попытаться переиграть то, что переиграть, собственно, уже невозможно?

«Они не понимают, что спасение только в активных действиях, – нашел очень важный для себя ответ граф фон Штауффенберг. – Только в молниеносной реализации плана “Валькирия”. Даже если фюрер уцелел, сам факт заговора против стольких известных, авторитетных генералов, созревшего не где-нибудь, а в штабе Верховного командования вермахта, основательно подрывает его авторитет. Еще больше он будет подорван при попытке Гитлера утопить этот заговор в генеральской крови. Слишком много ее должно быть пролито, слишком высокородна она, чтобы не заставить германца задуматься: а не проще ли пожертвовать одним-единственным Гитлером? Этим взбесившимся безродным австрийцем? Они не понимают, что спасение всех нас – в уверенной активности и жертвенной решительности».

«Жертвенной решительности», – вот определение, которого до сих пор не хватало Штауффенбергу, чтобы определять линию своего дальнейшего поведения.

30

Лишь под вечер адская жара, осаждавшая с самого утра растерзанную слухами, налетами вражеской авиации и неуверенностью столицу Германии, наконец отступила, и в открытые форточки здания командования армией резерва сухопутных войск потянуло спасительной прохладой. Но теперь ей уже никто не радовался. Так или иначе все равно все задыхались. Каждый, кто появлялся в кабинете Ольбрихта, Фромма или фон Квиринхейма, обливался очевидным и скрытым потом в предчувствии страшной развязки.

Эхо предчувствия становилось настолько тягостным, что у некоторых попросту сдавали нервы. Как обреченный, лежа под занесенной секирой палача, с ужасом молит Господа: «Поскорей бы уже», так и они жаждали хоть какой-то развязки, какой-то определенности.

– А по-моему, они там, в гестапо и «Вольфшанце», до сих пор так и не поняли, что штаб сопротивления находится не в ставке главного командования сухопутных войск в Цоссене, не в штабе командующего Берлинским округом и не в гарнизонной комендатуре, а здесь, – вновь вернулся к мучившей его неизвестности генерал Ольбрихт. – Иначе трудно объяснить то странное бездействие, которое сковывает гестапо, СД и части «Гроссдойчланд».

– Может, они тоже выжидают: а вдруг верх возьмем мы, – с горькой иронией предположил Геппнер. Раздосадованный тем, что в качестве командующего армией резерва его так никто и не признал, он демонстративно и окончательно оставил кабинет Фромма, уступив его Штауффенбергу и ютился сейчас в одной комнате с полковником Квиринхеймом, но все чаще заглядывая сюда, к Ольбрихту.

– Не думаю, чтобы нашелся сумасшедший, который бы ставил на нас в эти минуты, – взглянул на часы генерал Бек. – Те же, кто поставил раньше, уже поняли, что проиграли. Обычная рулетка.

– Господин генерал, господа, – неожиданно появляется полковник фон Шверин. – Прибыл Мюллер.

– Что?! – вытягивается лицо Ольбрихта, стоящего вполоборота к висевшей на стене огромной карте, которую, скорее но привычке, чем из надобности, внимательно рассматривал. – Мюллер? Один, с солдатами? Кто его впустил сюда?

– Где он? – почти шепотом спросил Бек.

– Простите, я имел в виду не шефа гестапо, а полковника Мюллера, – под грохот сапог уже появившегося у него за спиной полковника извинился граф фон Шверин.

Генералы переглянулись и облегченно вздохнули. Самое время было отшутиться, но ни одному из них это даже не пришло в голову. Все чувствовали себя крайне неловко, поскольку ясно было, что струсили.

– Рады видеть вас, полковник Мюллер. Вы явились с курсантами? – приближается к посетителю генерал Ольбрихт.

– Никак нет. Один. Мне так и не удалось создать хоть какую-то боевую группу.

– Училище уже в руках гестапо?

– Пока нет. Но офицеры не желают подчиняться нам. Меня они встретили как заговорщика.

– В общем-то они правы, – спокойно замечает Ольбрихт. – Скорее всего, именно в такой ипостаси они и должны воспринимать вас. Так что к этому следует быть готовым.

– Рассуждать я могу как угодно. Но им уже все известно, и они не желают выполнять мои приказы. – Ольбрихт заметил, как дрожала рука полковника, когда он снял фуражку и положил ее на стол. – Если бы в училище наконец появился его начальник, генерал Хитцфельд, тогда, может быть… Да и то, думаю, лишь определенная часть офицеров. Остальные не поддержали бы.

– Удалось установить, где сейчас пребывает генерал Хитцфельд?

– Как и предполагали, на похоронах одного из своих родственников. Очевидно, он тоже не был предупрежден.

«Тоже», – заметил Ольбрихт. Как часто ему приходилось сегодня выслушивать упреки по поводу того, что штаб путча не предупредил своих единомышленников о развертывании главных действий. Чаще всего это звучало в завуалированной форме, но иногда совершенно открыто.

Конечно же, знай командиры об этом «дне X», многие вели бы себя совершенно по-иному. И готовность была бы иной. Но как можно было доверить сотням людей тайну тайн путча? «Приготовьтесь, полковник, сегодня мы будем взрывать нашего дорогого фюрера. Не желаете ли попрощаться?»

– А ведь на ваше пехотное училище мы возлагали такие надежды, – сокрушенно качает головой несостоявшийся президент Германии.

– Боюсь, что теперь ваши… простите, наши надежды станут еще призрачнее, – ответил Мюллер, которого чуть было не приняли за генерала СС, Мюллера из гестапо. – Прежде чем покинуть училище, я связался с командирами нескольких частей в пределах Берлинского округа. Все они утверждают, что уже идут приказы из штаба Верховного главнокомандования вермахта. Причем звонит сам Кейтель и требует не выполнять никаких приказов, которые поступают помимо его штаба.