Книга Assassin's Creed. Откровения - Оливер Боуден

Ахмет был решительным мужчиной сорока с лишним лет. Чалму он снял, обнажив короткие темные волосы. Такого же цвета была и его окладистая борода. Ахмет успел переодеться, и к белизне его наряда добавилось еще два цвета: красный и зеленый. Подняв люк, Эцио сразу же услышал гневную тираду Ахмета:

– Прислушайся к словам моего племянника, Тарик. Твоя расхлябанность граничит с государственной изменой. Подумать только! Сегодня итальянский лютнист посрамил твоих янычар! Уму непостижимо!

Лицо Тарика Барлети было испещрено шрамами. Его борода успела поседеть. Он угрюмо смотрел на Ахмета.

– Эфендим, целиком с вами согласен. Это непростительный случай. Я проведу полное расследование.

– Нет, Тарик! – возразил Сулейман. – Это я проведу расследование. Причины, думаю, вполне очевидны.

– Evet, sehzadem[46], – торопливо кивнул Тарик. – Вы определенно унаследовали мудрость вашего отца.

Ахмет бросил на капитана испепеляющий взгляд.

– И его нетерпеливость, – ответил капитану Сулейман.

Он повернулся к дяде и официальным тоном произнес:

– Сехзад Ахмет, мне радостно видеть тебя целым и невредимым.

– Я могу сказать то же самое, Сулейман. Да убережет тебя Аллах.

Эцио понимал: Сулейман вел какую-то затяжную игру. Между тем юный принц встал и позвал свиту.

– Сейчас я вас покидаю, – объявил Сулейман. – Можете не сомневаться: очень скоро я представлю вам свой отчет об этом возмутительном происшествии.

Сопровождаемый слугами и телохранителями, он покинул зал совета. Тарик Барлети тоже встал, готовясь уйти, но принц Ахмет задержал капитана.

– Тарик-бей, можно тебя на пару слов?

Капитан остановился. Ахмет поманил его подойти ближе. Тон старшего принца был вполне сердечным. Говорил он негромко. Эцио напряг слух.

– Я вот думаю: какую цель преследовало это нападение? Выставить меня слабаком? Показать, что я скверно служу городу? – Ахмет помолчал, а затем продолжил: – Мой дорогой капитан. Если ты приложил к этому руку, то допустил серьезную ошибку. Отец решил, что его преемником стану я, а не мой брат!

Тарик ответил не сразу. Его лицо оставалось бесстрастным. Казалось, капитану даже скучно слушать эти речи. Наконец он прервал молчание.

– Принц Ахмет, я еще не настолько пал, чтобы измыслить заговор, в котором вы меня обвиняете.

Ахмет отошел, но его тон по-прежнему оставался ровным и дружественным.

– Скажи, ну чем я заслужил такое презрение со стороны янычарских отрядов? И что в моем брате есть такого, что очень нравится вам и чего нет у меня?

Тарик помешкал, потом спросил:

– Вы позволите мне говорить откровенно?

– Прошу тебя, – развел руками Ахмет.

Тарик повернулся к нему и посмотрел в глаза:

– Вы слабы, принц Ахмет. Когда идет война, вы почему-то погружаетесь в размышления. Когда наступает мир, вас охватывает беспокойство. В вас нет любви к традициям гази – святых воинов. Вы говорите о братстве в окружении неверных… Из вас, Ахмет, получился бы достойный философ, но вы будете плохим султаном.

Лицо Ахмета помрачнело. Он щелкнул пальцами. За его спиной вырос телохранитель.

– Я тебя больше не задерживаю, – ледяным тоном отчеканил он капитану янычар.

Эцио продолжал наблюдение. Через несколько минут Ахмет стремительно покинул зал совета. Вскоре наверх поднялся Сулейман.

– Ну как вам наше семейство? – спросил принц. – Не беспокойтесь, я тоже слышал их разговор.

Но вид у Эцио был озабоченный.

– Ваш дядя не пользуется влиянием у людей, которыми он вскоре будет командовать. Почему за столь дерзкие слова он не убил капитана на месте?

– Тарик – жесткий человек, – развел руками Сулейман. – Опытный солдат, хотя и слишком честолюбив. Ахмета он недолюбливает, а моего отца обожает.

– Однако он не обеспечил надлежащую охрану. Византийцы покушались на вашу жизнь. И где? Внутри султанского дворца! Одно это требует тщательного расследования.

– Согласен.

– В таком случае откуда начнем?

Сулейман задумался. Эцио наблюдал за принцем. «Голова мудрого старца на совсем юных плечах», – подумал он, проникшись еще бо́льшим уважением к молодому человеку.

– Пока что мы будем пристально следить за Тариком и его янычарами. Изрядную часть своего свободного времени они проводят либо на базаре, либо где-то поблизости. Вы сумеете установить за ними слежку? Я имею в виду вас и ваших… помощников.

Последние слова принц произнес с подчеркнутой деликатностью.

В памяти Эцио всплыло предостережение Юсуфа не соваться в оттоманскую политику. Но его поиски и борьба за власть каким-то странным образом переплетались. И он принял решение.

– Отныне, принц Сулейман, никто из янычар не сумеет купить даже носовой платок без того, чтобы мы об этом не узнали.

32

Удостоверившись, что Юсуф и константинопольские ассасины не сводят глаз с янычар, которые действительно любили слоняться по Большому базару, Эцио в сопровождении Азизы отправился к южной гавани. Там находились лавочки, где можно было купить все необходимое для изготовления бомб. Наставник ассасинов руководствовался списком, составленным для него Пири-реисом.

Сделав покупки, он отправил их с Азизой в бюро ассасинов и стал думать, чем ему теперь заняться. И вдруг в толпе, заполняющей набережную, Эцио увидел Софию. Она разговаривала с каким-то мужчиной. Похоже, с итальянцем, его ровесником. По всему чувствовалось, что София испытывает немалое замешательство. Эцио узнал того, с кем она говорила, и теперь уже сам испытал такое же замешательство. Все это было более чем странно. Неожиданное появление соотечественника пробудило в Аудиторе не самые приятные воспоминания и подняло волну противоречивых чувств.

Не обнаруживая себя, Эцио подошел еще ближе.

Этого человека звали Дуччо Довици. Тридцать с лишним лет назад Эцио едва не сломал ему руку, мстя за сестру. Будучи помолвленным с Клаудией, Дуччо позволял себе развлекаться с другими девицами. Но шрам на руке вероломного ухажера все-таки остался. Эцио узнал свою «работу». Сам Дуччо заметно постарел. Вид у него был потрепанный. Однако своих замашек он так и не оставил. Чувствовалось: ему приглянулась София, и теперь Дуччо добивался ее внимания.

– Mia cara[47], – говорил ловелас, – не иначе как нити судьбы свели нас вместе. Двое итальянцев, потерянных и одиноких, встретившихся на Востоке. Разве вы не ощущаете magnetismo?[48]