Книга Ягодное лето - Катажина Михаляк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четвертая участница шоу была, ради разнообразия, наоборот – анорексичка, которая чудом избежала смерти. Когда она пришла на программу, она весила тридцать четыре килограмма при росте сто семьдесят три сантиметра. Что и говорить – маловато. На экранах зрители видели скелет, обтянутый кожей и двигающийся только усилием воли, потому что физических сил Илона Модлинская не имела никаких. На этом скелете одежда, казалось, была более живым предметом, чем та, что эту одежду носила. Волосы у нее почти все выпали. И неизвестно, что дальше было бы с этой несчастной, вернее – известно, если бы не «космические метаморфозы»: превращение началось с диеты – но не высококалорийной, как можно было бы себе представить, потому что такая диета просто убила бы девушку сразу, а такой, какую она могла выдержать. Очень большое значение имели также сеансы работы с психологом, благодаря которым Илона поняла, что это не она ничтожество, а ее бывший мужчина, который считал ее слишком толстой и требовал, чтобы она похудела. Очень помогла также симпатия со стороны «спутника» Илоны – Янека, его поддержка, которая, когда Илона стала выглядеть и чувствовать себя как человек, переросла в настоящее чувство, и теперь девушка, которую буквально спасли от смерти, совершенно изменилась и с улыбкой держала своего суженого за руку.
Ее семья плакала так же сильно, как мать предыдущей участницы, но только от счастья.
И наконец…
Габрыся.
Она первый раз, на большом экране, увидела саму себя трехмесячной давности. Большой Зал, распадающийся на две части, занавес и… мисс коала в мусорном мешке ковыляет на костылях на середину сцены. Мисс коала, у которой глаз не видно из-за толстенных стекол грубых очков, волосы зачесаны в дебильный пучок на затылке, а улыбка просто кретинская, да еще подчеркнутая кроваво-красной помадой на фоне бледного лица. Господи помилуй! Габриэла от стыда даже зажмурилась. Это успокоительное надо было выкинуть в помойку.
Оливер не выдержал и прыснул, потом сразу извинился, сжимая ладонь девушки, но это мало помогло. Ведь она же все видела своими глазами…
В этот момент оркестр заиграл туш, занавеска, закрывающая зеркало, пошла вверх, и Оливер шепнул:
– Смотри.
Габриэла медленно открыла глаза… потом открыла их пошире… тихонько вскрикнула и… потеряла сознание. Оливер успел среагировать и чудом ее подхватить.
А в зале снова случился взрыв.
Каждый, буквально каждый считал своим долгом прокомментировать увиденное. Потому что, несмотря на все перемены и метаморфозы, всех остальных участниц все-таки можно было узнать, а вот Габриэла изменилась до неузнаваемости – ее бы родная мать, или в ее случае тетя, не узнала! Стефания, приглашенная на большой финал, могла сейчас видеть на большом экране себя, покачивающую с недоверием головой и приговаривающую:
– Это не Габрыся, ее подменили. Это не моя племянница!
Мобильные сети сошли с ума. Смски летели в невероятном количестве – эта волна сообщений была похожа на цунами.
Габриэла, которую привели в чувство с помощью медсестры, поднялась, отряхнулась… и пошла, да, именно так, не поковыляла, а пошла танцующим шагом на середину сцены, провожаемая почти плачущим от эмоций Оливером. Фиалковое шелковое платье, украшенное маленькими стразами, сверкающими словно звездочки, мягко облегало стройное, смуглое тело девушки, глаза сияли не только от золотых теней, но и от счастливых слез. Черты лица подчеркивал умелый макияж – визажистка постаралась сделать свою подопечную похожей на Грейс Келли, и, надо сказать, ей это удалось! Каштановые кудряшки сдерживали две бриллиантовые заколки, которые отбрасывали блеск на скулы.
Габриэла была прекрасна.
И, бросая один за другим растерянные взгляды на большой экран, она начинала это понимать. Она видела восхищение в глазах сидящих в первых рядах зрителей, видела восторг в глазах членов жюри, да и Оливер, который не спускал с нее восторженного взгляда, был убедительным доказательством того, что ее мечты исполнились.
Занавес плавно закрылся с двух сторон. На сцене снова воцарился полумрак. Объявили получасовой перерыв, во время которого зрители могли посылать смски, голосуя за свою избранницу-красавицу, а жюри должно было посовещаться и принять решение.
Габриэла на подкашивающихся ногах подошла к зеркалу.
Если бы она не знала точно, что в зеркале видит свое отражение, она бы себя не узнала.
– Невозможно, – шептала она, дотрагиваясь кончиками пальцев до своих щек и прямого, ровного носа вместо сломанного. – Это не могу быть я! Это, наверно, сон!
Она всматривалась в прекрасные мерцающие загадочно глаза, так гармонирующие с медным цветом волос. Потом повернулась легко, как балерина, пробуя свою новую ногу – на сцену, чтобы усилить впечатление, ее ввезли на инвалидной коляске и поставили перед самым зеркалом, только там она и поднялась на собственные ноги.
Она покачала головой и посмотрела на Оливера, который робко улыбался. Он молча поднес ее ладонь к губам и поцеловал.
– Я, наверно, больше никогда не лягу спать, – сказала Габриэла шепотом, словно боясь, что ее собственный голос может нарушить это очарование и сон развеется. – Я боюсь, что проснусь и все исчезнет.
Пани Магда, довольная и гордая своей работой и своей подопечной, набросила на плечи девушке белую пушистую накидку и повела ее в гримерку, чтобы подготовить к следующему выходу.
– У тебя, милая, неплохие шансы на выигрыш, – с порога заявил ей разрумянившийся Гном. – Я сам на тебя поставил.
– Принимаете ставки? – заинтересовался парикмахер, который тоже как раз входил в гримерку.
– Аааа, смысла нет – все равно выиграет Габрыся. Сотовые сети ломятся от звонков. Вся Польша голосует за нее.
В зале заплаканная Стефания, сидящая в компании своих трех подруг, безостановочно отсылала и отсылала смски. Малина, лежащая на белом диване в своей квартире, друзья с Мариенштатской, Марта из Букового Дворика – все знакомые Габриэлы (ведь семьи у нее как таковой не было), все лихорадочно тыкали пальцами в кнопки своих мобильных телефонов, чтобы приложить руку к ее выигрышу…
А сама Габрыся молча смотрела на свое отражение в зеркале.
Она уже выиграла. Выиграла НОРМАЛЬНОСТЬ.
По крайней мере, так казалось этой наивной девушке.
Она не думала о том, что как раз сейчас все в ее жизни кардинально изменится и встанет с ног на голову, что теперь она не сможет спокойно пройти по улице, что незнакомые люди будут одолевать ее просьбами дать автограф, приглашать на кофе, забрасывать различными предложениями – более или менее сумасшедшими, что ее личная жизнь будет вынесена на всеобщее обозрение и перестанет быть личной, что таблоиды будут в подробностях сообщать, «где, с кем и когда» она обедала, и кричать «да неужели это целлюлит?!»
А ведь эти минуты были последними минутами ее свободы.
Участниц пригласили на сцену.