Книга Чистилище. Побег - Игорь Пронин

– Ну вот. – Валька, разгоряченный бегом, присел на пень. – А ты собираешься уйти. Нельзя уйти, не пересекая рек. Летом муты будут везде, где вода, и не замерзшие. От них не убежишь.

– И все равно я уйду! – Максим схватил пригоршней снег, стал осторожно есть, чтобы охладить горло, и вдруг заметил какое-то движение среди елей. – Валя, уходим. Быстрее. Не спрашивай ни о чем и пока не беги. Просто… Не смотри туда!

Конечно, любопытный Валя повернул голову, чтобы проследить за взглядом Максима. А потом неуверенно сделал шаг туда, где кто-то скрывался среди деревьев.

– Розовый шарфик, – сказал он. – Она его стирала каждый раз, когда было чем, а на лето прятала где-то.

– Кто? – не понял Максим.

– Алла, кто же еще? Шарфик должен быть ее, я сразу узнал. Эй!!! – заорал он, позабыв о мутах. – Алка, это ты?!

И она вышла из-за ели: маленькая, обхватившая себя руками, худая и очень замерзшая. Воскликнув от радости, Валька побежал к ней, прыгая через сугробы. Совершенно не ожидавший от друга такой реакции, Максим поспешил следом.

Глава одиннадцатая

Изгои

Максим глазам своим не верил. Мало того, что в лесу оказалась Алла, так еще и Валька полез ее обнимать, будто мелкий. Кто еще обнимается? У взрослых людей так не заведено, если, конечно, речь не идет о перепихе. Перепих – дело понятно, там уж как удобно прихватил и ни о чем другом не думаешь. А сейчас-то зачем прижимать Алку к себе? Ему стало даже как-то стыдно за приятеля.

– Но что ты тут делаешь? – то ли с восхищением, то ли с испугом спросил Валька у нашедшейся девушки. – Ты потерялась или… Сбежала?

– Сбежала. – Она сложила губы в свою вечную странную ухмылку и рассматривала носки обуви. И было на что посмотреть: эти тапки имели кожаный верх, как те, что снял Максим с убитого озерного. – Теперь не знаю, куда идти.

– К нам! Домой! – Валька схватил ее за руку и потащил за собой. – Ты же холодная как лед!

– Не говори про лед… Страшно как! Я видела, как муты из воды полезли. – Алла вырвала руку и поправила тапку, которая была ей очень велика и едва не свалилась с ноги. – Валечка, я боюсь в Цитадель идти. Я утром подкралась тихонько, с Машей переговорить смогла. Она говорит, что всех баб, кроме беременных, забрали. А Маша не беременеет, как и я. Она сказала, что лютые все стали и бьют ее часто. И еще рассказала… Не пойду я в Цитадель.

Валька удивленно посмотрел на Максима, но тот лишь пожал плечами. Да, действительно, Маше приходилось несладко, а пару дней назад она кричала почти всю ночь в «оружейке», а утром на ее щеке появился страшный ожог. Правда, он связывал воцарившуюся в Цитадели жестокость не с отсутствием большинства женщин, а с людоедством и голодом. В любом случае, это было не его дело.

– Куда же ты пойдешь? В лесу замерзнуть хуже, а ночью так и случится. – Максим подумал о костре, но, смерив взглядом худенькую фигурку Аллы, покачал головой. Если и продержится всю ночь, утром точно уснет и околеет. – Возвращайся тогда в Березовый сруб. Кстати, ты зачем сбежала-то от них? Говорят, там тепло, кормят и не обижают.

– У березовцев не так уж плохо, – согласилась Алла. – Когда оставили, то много расспрашивали о нашей жизни, но не обижали, это точно. Кормили немножко, работа не очень тяжелая была, как у всех. Но потом они нас, с другими бабами, озерным отдали. Такой у них договор. Только я слышала, как они ругались: озерные больше хотят, а березовские только обещают. Ну, так я слышала, точно не знаю… А вот у озерных плохо. Они ненавидят нас всех после того, что на «торге» случилось. Ольке Рябой глаз выбили, а с Леной, той, что темненькая, не знаю, что сделали, только померла она через два дня. Почти не кормили, пить давали мочу свою и на работы гнали самые плохие. На ночь оставляли на улице… Мертвых есть заставили. Ну, бабы ели, а я не могу… Плохо там. Я сделала вид, что помираю, меня и оставили на день. Я сбежала, вот украла у них тряпье.

Максим оперся на ближайший ствол. То, что березовцы как-то договорились с озерными, его не очень удивило, что-то подобное он и подозревал. Но дурочка Алка, которая смогла всех перехитрить и сбежать – это было что-то новенькое! Зато Валька чуть не заплакал, он опять схватил девушку за руки.

– И как же ты теперь?

– Не знаю. – Алла все разглядывала свою обувь. – Назад нельзя мне, убьют. И к березовским нельзя, они вернут озерным. К Андрею не пойду. Я уж знаю, какой он, и Косой тоже. Да все они! Тут останусь, замерзать буду. Я и к вам идти не хотела. Зачем?

Валька беспомощно посмотрел на друга. Тяжело вздохнув, Максим отвел его в сторону. Они с Аллой дружили, еще когда были мелкими, точнее – детьми, ведь тогда община жила иначе. За это Вальку дразнили, ведь девочка и тогда отличалась странным поведением. Потом случился вынужденный переезд в Цитадель, погибли или обратились один за другим последние старшие, которые помнили старый мир, и все стало иным. В те годы Максим и не замечал скорости изменений, и только теперь мог их оценить. Община одичала. Да, еще в Старой крепости женщины дразнили своих подруг, которые не могли забеременеть, – они были обречены в скором времени обратиться в самку мута. Но когда их стали презирать, называть «порчеными» и другими словами? Как-то незаметно это стало естественным. К тому же Алка с ее вечно отсутствующим выражением лица была идеальным объектом для травли. Валька и некоторые старшие женщины – вот и все, кто с ней общался. Но женщины предпочитали дружбы с ней не афишировать, а Валька сам был «порченым»: с рождения хромал. Максим ни к одной девчонке никогда не был привязан. Когда он достаточно подрос, чтобы потянуло к женщинам, нравы в общине стали уже куда проще, чем прежде. Каждая из «порченых» считала своей обязанностью переспать с каждым повзрослевшим мальчиком: а вдруг получится? Тогда хотя бы на девять месяцев можно перестать бояться обращения. Было у него как-то раз и с Алкой, но давно, Максим почти не помнил. «Любовь», «привязанность», «пара на всю жизнь» – все это были непонятные слова из детства, ничего не значившие в реальной жизни. Вот только, кажется, не для Вальки.

– Может, и лучше будет, если она тут замерзнет, – отводя глаза, сказал Максим. – Если приведем в Цитадель, то Андрей ее допросит. Узнает, конечно, что березовские имеют какой-то договор с озерными, баб наших им отдают… Ни к чему это. Он и так не знает, что делать, и готов опять натворить глупостей.

– Нельзя ее Андрею отдавать… – нахмурился Валька. – Она никому не рассказывала, как они с ней обошлись, а мне рассказала. Нельзя Аллу отдавать Андрею. И никому нельзя ее отдавать. Надо ее спасти.

– Вот как ты заговорил? – Максим искренне удивился. Храбрости за Валентином с детства не водилось. – Что же ты никогда не пытался ее защитить? И березовским легко отдал.

– Я думал, ей там лучше будет! И как я мог бы Алку защитить? Я не ты. Я только пожалеть могу. А ты мог бы много кого защитить, но не хочешь.

– Тебя защищал! – хмуро возразил Максим, но и сам не мог вспомнить, когда это было в последний раз. Год за годом он все сильнее замыкался, предпочитая ни во что не вмешиваться и мечтать о том, как однажды уйдет из общины, где, кроме Вальки, у него и близких людей-то не было. – И не надо говорить, что я мог бы защитить многих. Для этого мне пришлось бы стать Главным, а для этого…