Книга Уроки любви - Жаклин Уилсон

Она по-прежнему каждый день перебирала просроченные счета и дошла наконец до такого состояния, что, набравшись храбрости, спросила у отца, что нам делать.

Отец сделал вид, что не слышит. Мама повторила свой вопрос громче, хотя и покраснела от страха, что какая-нибудь проходящая мимо медсестра может узнать о наших денежных затруднениях.

Отец по-прежнему не обращал на нее ни малейшего внимания, хотя мы знали, что со слухом у него все в полном порядке.

Мама не стала больше настаивать. Она заговорила о другом и на прощание, как обычно, поцеловала его в лоб, но когда мы шли домой, губы у нее дрожали.

– Хорошо вашему отцу полеживать спокойно в больнице, – сказала она. – А нам что делать, когда в дверь заколотят судебные приставы?

– Может, нам продать магазин, мама? – предложила я.

– Это убьет отца, Пру. Он так любит свой магазин, ты же знаешь. И потом, я не могу выставить его на продажу – это его собственность. Да и кто его теперь купит? В магазин приходится вкладывать столько труда, а толку никакого.

– И что же с нами будет? – спросила Грейс.

– Выкрутимся как-нибудь, – сказала я. – Если магазин продадут за долги, то должны же нас куда-то переселить.

– Да, в социальную квартиру в Вентворте! – сказала мама. – А жить мы на что будем?

– Ты, наверное, сможешь получить это… как его… пособие по безработице?

– Ваш отец всю жизнь отказывался платить за социальное страхование – и за себя, и за меня.

– Значит, придется тебе отправить нас с Грейс на панель, – сказала я в шутку.

Поэтому теперь мама крикнула мне вслед:

– Похоже, ты уже собралась на панель! Что подумает твой учитель, когда ты явишься сидеть с детьми в таком виде?

– Нормальный у меня вид. Ты просто до ужаса старомодная! – сказала я, но все же всю дорогу до Лорел-Гров с тревогой поглядывала на свое отражение.

Дверь мне открыла Марианна. Лицо у нее в первую минуту было ошарашенное. Потом она улыбнулась, потирая переносицу.

– У меня очень смешной вид? – спросила я.

– Что? Нет-нет, что ты. Заходи, Пру. Вид у тебя, как всегда, оригинальный, и я страшно завидую твоей худобе. У меня просто голова болит сегодня, вот и все. Знаешь, те самые дни, и все такое.

Она внимательно присмотрелась ко мне при электрическом свете:

– По-моему, ты немножко перестаралась сегодня с косметикой…

– Я знаю, что у меня кошмарный вид.

– Да нет, просто немного… ярковато. Почему бы тебе не попробовать оттенки посветлее? Ты какой помадой пользуешься?

– У меня нет помады и вообще никакой косметики. Поэтому приходится брать обычные краски для рисования.

– Ах вот оно что! Да, это, конечно, трудновато. Давай-ка подымемся ко мне, может быть, я тебе что-нибудь подыщу.

Пришлось мне идти с ней наверх в спальню. Она рылась в своей неряшливой косметичке.

– Погоди, у меня где-то была бледно-розовая помада.

Не могла же я сказать ей, что я ее уже пробовала, что всякий раз, как они уходят, я забираюсь к ним в спальню и перебираю каждую вещь. Я даже лежала на ее подушке, воображая, что Рэкс лежит рядом со мной.

Я отвела глаза от их кровати и позволила Марианне счистить с меня всю краску кремом для снятия макияжа. Она взялась накрасить меня своей косметикой.

Я слышала, как дети визжат и смеются в ванной, и думала, что Рэкс там их купает. Когда Марианна закончила накладывать тени, я открыла глаза и, к своему ужасу, увидела в зеркале наблюдающего за нами Рэкса.

– Извините! – глупо сказала я. – Мне, наверное, нужно сейчас пойти к детям?

– Мы еще не закончили! – сказала Марианна. – Ну что, теперь возьмем карандаш? Совсем тоненькую светло-серую линию, вот так. Кит, ты ведь не оставил детей в ванне?

– Нет, конечно, они уже в постелях. Я просто зашел за книжкой для Гарри, но отвлекся на сеанс макияжа. Выглядит великолепно!

– Правда, я могла бы открыть салон красоты? – сказала Марианна, беря в руки мои длинные распущенные волосы. – А давай попробуем сделать тебе высокую прическу.

Я почувствовала, что краснею. В присутствии Рэкса я становилась страшно стеснительной. Какой бы мастерицей ни была Марианна, мне не хотелось, чтобы она занималась моей внешностью при нем.

– Не надо, у меня будет дурацкий вид. Мне не нравится.

Я всегда носила волосы распущенными по плечам. С обнаженной шеей я чувствовала себя неуверенно. Но Марианна намотала мои прядки на палец и заколола их на макушке в виде шиньона.

– Готово! – сказала она. – Смотри, как здорово получилось. Ой, Пру, у тебя такая красивая шея – как у балерины.

Я заерзала и скорчила гримасу.

– Правда, ей идет, Кит?

– Да, ей идет, – пробурчал Рэкс, – но, может быть, ты займешься своей прической и макияжем, Марианна, а то мы никогда не выйдем. Фильм начинается в половине восьмого.

Марианна вздохнула:

– Мы можем посмотреть его потом на DVD. У меня так болит голова, просто сил нет. Я бы, пожалуй, лучше вообще никуда не пошла.

– Я думаю, нам надо обязательно воспользоваться сегодняшним вечером. Другой случай может долго не представиться, – сказал Рэкс и посмотрел на меня.

Я разглядывала свое отражение в зеркале, изображая восторг от новой прически. Рэкс подождал минуту.

– Пру не уверена, что сможет и дальше регулярно приходить к нам.

– Нет-нет, смогу, – торопливо заверила я, не осмеливаясь поднять на него глаза.

– Ты же мне сказала в школе, что твоя мама этим недовольна, – строго сказал Рэкс.

– Она передумала.

– Ты уверена? – спросила Марианна. – Мы тут немного разбаловались, как будто у тебя других дел нет, как сидеть с нашими детьми.

– Я уверена.

– Ну и отлично, – сказала Марианна. – Правда, Кит?

Рэкс промолчал. Я понимала, что он в ярости, но ничего не могла с собой поделать. Он вышел из комнаты, не обращая внимания на нас обеих.

Марианна махнула рукой:

– Не обращай на него внимания. Он всю неделю немного нервный. Мне, видимо, лучше не сердить его и быстренько собираться. Хотя я бы лучше осталась дома и поиграла в парикмахерскую!

Она улыбнулась мне. Я видела в зеркале свою собственную ответную улыбку. Я чувствовала себя страшной грешницей. Мне казалось, что зеркало сейчас треснет, стены обрушатся на меня, ковер соскользнет в темную пропасть и увлечет меня за собой.

Но я по-прежнему сидела на Марианнином пуфике, и зеркало отражало наши улыбки, словно мы позируем для портрета.