Книга Почему ты меня не хочешь? - Индия Найт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ярко-розовое. Что я могу сказать, Кресс? Это был мой второй брак.
– Ужасно красиво. Правда, несколько рискованно. Боже, смотри, какая у тебя грудь.
– Тити. – Кейко гордо выпячивает грудь. Соски натягивают тонкую бледно-розовую ткань блузки. – Много сися.
Боже ты мой, Доминик явно расширил свой репертуар.
Не обращая внимания на упругую грудь, упертую прямо мне в лицо, я стараюсь отогнать навязчиво всплывающую в воображении картинку: Доминик и Кейко занимаются сексом. Надо вернуться к фотографиям.
– В первый раз у меня было кремовое платье. Мои объяснения прерывает настоящий взрывхохота, доносящийся с дивана. Мы отрываем взгляд от альбома и видим, что мужчины покатываются со смеху. Фрэнк лежит на полу, и по щекам его текут слезы. Руперт заходится в кашле, а Доминик колотит его по спине (слишком сильно, должна заметить). У самого Доминика пунцовое, перекошенное от смеха лицо.
– Хааааа! – сипит Фрэнк. – Хааа! О господи. Помогите!
В жизни не видела, чтобы людям было так весело. Двое других от него не отстают.
– Хоооо! – вопит Руперт.
– Я сейчас лопну! – кричит Доминик.
– Ой, поосенок, – лопочет Хани, улыбаясь мне.
Так, это уже вызывает подозрения. Серьезные подозрения. ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНЫЕ ПОДОЗРЕНИЯ.
– Ой, поосенок, – восторженно лопочет Хани и бежит вперевалочку ко мне. – Хью. Хью.
Мужчины уже с трудом контролируют свое дыхание. Странно, но никто из них не смотрит мне в глаза.
– Извините, – говорю я ледяным тоном. – Эй? Все трое вдруг начинают откашливаться и суетиться. Фрэнк, издав последний хриплый хохоток, поднимается, бормочет что-то про кофе и быстренько линяет на кухню. Руперт, такой же розовый, как и его рубашка, вытирает глаза, выпрямляется и расправляет складки на брюках. Доминик некоторое время сидит, уронив голову и обхватив ее руками, потом откидывает назад волосы, вытирает лицо и громко выдыхает: “Уф”. – И снова переключается на Хани.
– Что вас так рассмешило? – обращается Крессида к Руперту. Улыбка играет на ее губах: ей тоже очень хочется посмеяться.
– О-о, – стонет Руперт, широко открыв глаза и все еще задыхаясь. – Ничего особенного. – И тут же фыркает, сморкается и бормочет. – Господи, я не могу. Ужас как смешно.Доминик опять заходится идиотским хохотом, ловит мой взгляд и делает вид, что это он не смеется, а как бы кашляет.
– Еще покажи, – говорит Кейко, тыча в альбом своим идеально наманикюренным пальчиком.
Надо что-то сказать, иначе я сгорю от стыда на месте или убегу из комнаты, захлебываясь от рыданий.
– А ты еще видишься с этими людьми? – спрашиваю я Доминика, кивая на альбом, но не осмеливаясь посмотреть ему в лицо, поскольку боюсь, что он опять засмеется.
– Время от времени. С некоторыми пришлось расстаться, – говорит Доминик. – Но, к сожалению, не с клиентами. Должен сказать, мне иногда действительно не хватает общества образованных англичан с юга. Знаешь, тех, что говорят на нормальном английском языке, а не на каком-нибудь диалекте.
– Ты жуткий сноб. Просто жуткий.
– Ох, перестань. Тебе они тоже не нравились.
– Мне они не нравились, потому что они были глупые зануды, а не потому что у них не было итонского диплома. Кроме того, именно благодаря этим работягам с акцентом ты сейчас так хорошо живешь.
Ненавижу в Доминике этот снобизм. Обычно он его не показывает на людях.
– Они тоже хорошо живут благодаря мне, – возражает Доминик. – Благодаря мне они могут покупать тачки своим мамашам. -Он фактически выплевывает эти слова, столько в них презрения.
– Если бы Фрэнк тебя слышал, он бы тебе врезал.
– А что, ты пойдешь ему стучать на меня? Я вздыхаю. Не поймите меня превратно,
Доминик всегда заботился обо мне, и у него масса достоинств. Но иногда эти достоинства перестают прикрывать его недостатки, и в такие моменты я его просто ненавижу. Так или иначе, сейчас не время для ссоры, и вообще, дела Доминика теперь меня не касаются.
Но другие дела меня касаются.
– Крессида, ты не займешься ненадолго Хани? – прошу я. – И заодно, может, покажешь Кейко сад?
– Конечно. – Крессида подхватывает Хани одной рукой, а другую протягивает Кейко. – Пойдемте, девочки.
Я тоже встаю, закрываю дверь в гостиную, набираю полную грудь воздуха и шагаю к дивану:
– Так, вы двое. Вы, пара мерзких вонючих предателей, – говорите, над чем смеялись.
– Думаю, тебе лучше не знать, – недовольно отвечает Руперт.
Доминик качает головой и улыбается как идиот.
– Прости, Стелла. Это приватная шутка.
– Говорите!
– Тебе будет не смешно. – Доминик прячется за свисающей челкой и прикусывает губу. – Хотя Фрэнку было очень даже смешно.
– А ты расскажи, попробуй.
– Это, как бы сказать, мужская шутка, – мямлит Руперт. – Про девушек. Только и всего.
– Ну так и мне расскажите.
– Нет, – качает головой Доминик. – Знаешь, дом стал таким уютным. Не в моем вкусе, но все очень мило. По-домашнему. А малышка Хани – просто прелесть, правда? Говорит прямо как Фрэнк, я заметил.
– То, что она так говорит, еще не значит, что она научилась этому от Фрэнка. И не пытайся сменить тему.
– Что-то долго он с кофе возится, – в отчаянии оглядывается Руперт.
– Подвинься, – командую я и плюхаюсь на диван. – Эта шутка не о... – я откашливаюсь, – не обо мне?
– Что ты, нет! – восклицает Руперт; теперь он покраснел до самых ушей.
– Конечно нет, – уверяет Доминик, а у самого губы дрожат от напряжения – так сильно он пытается сдержать смех.
– Слушайте, вам придетсямне рассказать. Потому что я просто обязана это знать. Руперт?
– Да нечего рассказывать, – не сдается он. – Недавно мне стало известно, что... – начинаю я, но продолжить не могу.
Доминик и Руперт уперлись взглядом в пол.
Я прочищаю горло и пытаюсь начать предложение сначала. Я все равно должна с этим разобраться.
– Недавно мне стало известно, что... что... может быть, я... я издаю неприличные звуки в... в постели.
Мне сложно это обсуждать по нескольким причинам, в том числе потому, что я невольно вспоминаю, что спала с этими мужчинами. И в моей памяти всплывают обнаженные и распаленные фигуры Доминика и Руперта.
– Правда? – Руперт глядит поверх меня. – Любопытно, – блеет он и пытается встать, но я вдавливаю его обратно в диван.
– А какие звуки? – интересуется Доминик, снова проявляя свои садистские наклонности.