Книга Франсуаза, или Путь к леднику - Сергей Носов

- Лишнее, - сказал Фурин. - Оставь Павлова в покое, не отвлекайся.

- Хорошо, ты прав. Лучше без Павлова... Хотя... Нет, я исправлю... Будет изящнее... Далее. Вот: «Мое продолжительное наблюдение за этими неординарными отношениями и особенно за развитием, в принципе, динамичной личности Ф., заставляет меня предположить...»

- Стоп! - прервал Фурин. - Ты уже второй раз используешь «личность Ф.». Напиши «квазиличность Ф.». Или ты серьезно настаиваешь на том, что у Франсуазы есть личность?

Крачун посмотрел на небо, покрытое сплошь облаками, и в глубокой задумчивости нахмурил брови. Темнело. Слоистые облака словно опускались на землю, надумав превратиться в туман.

- Пойми, приставка «квази-» несет оценочный характер. В описании этих отношений... подчеркну, межличностных отношений... и особенно в терапии их патологии... я намерен использовать метафору «взаимодействие с внутренним оппонентом». Для конкретно этого случая формула должна звучать следующим образом: «взаимодействие с внутренним оппонентом, а именно с Франсуазой как личностью».

- Сам-то как себя позиционируешь? - спросил Фурин. - Друг союза и конфидент? Или как?

- В первом приближении, да. Но, как ты знаешь, именно друзья и разрушают союзы. Надеюсь, мне это удастся. Хотя личные инициативы пациента меня иногда путают.

- Самолечение?

- Еще какое! Он собирается в Индию. Подробностей не знаю, но информация есть.

- В Индию? Но зачем?

- К некому авторитету по части позвоночника. Насколько я могу судить, Франсуазу он не информировал. Хотя все может быть...

Фурин прервал:

- Идет!

Адмиралов приближался и тащил за собой сухую корягу.

- Варятся? - он спросил о сморчках.

Сморчки вместе с картошкой варились в котелке, подвешенном к треноге.

- Все-таки я думаю, надо отварить в двух водах, - произнес Адмиралов, усаживаясь у костра.

Крачун тем временем спрятал свой черновик во внутренний карман куртки.

- Одного раза достаточно, - сказал Фурин. - Поверьте нашему опыту. Мы каждую весну выезжаем за сморчками. И каждую весну устраиваем пикник. Еще никто не отравился.

- Да, - подтвердил Крачун и улыбнулся, вспомнив прежние годы. - Когда- то это у нас называлось «день здоровья». Только сходил снег с полей, а мы уже всем ехали центром сюда. Нашим, психотерапевтическим... И на подледную рыбалку ведь тоже центром ездили всем, правда, Ильич?

- Теперь самые упертые ездят. Спасибо, что и вы с нами, - Фурин сказал Адмиралову и поправил на котелке крышку прутиком.

Андрей Андреевич Адмиралов подложил конец коряги в огонь, к небу устремились искры. Крачун достал стаканчики.

Стали говорить о грибах. О весенних, о ранних. В этот раз кроме сморчков пошли в готовку молодые дождевики. Фурин и Крачун считали их съедобными.

Адмиралов не спорил с психотерапевтами, - по части подледной рыбалки и весенних грибов он им доверял безоговорочно.

30

Очень трудное время, очень насыщенный день, очень много событий. Даже если бы тебя не было, я все равно был бы обязан собраться с мыслями.

Те - с нечеловеческими головами. И потом это. Жизнь человека.

Очень много всего.

Выехали в ночь - для того, чтобы не терять день на еще один переезд. Предполагалось, что все вчетвером выспимся во время пути. Так и получилось почти, с той лишь поправкой, что хорошо выспались трое, а один, это я, так и не уснул рядом с водителем на первом сиденье. А ведь я, как и они, выпил виски для сна. Куда там! Ни в одном глазу, Франсуаза! Забавно, - когда подавали рюкзаки водителю, залезшему на багажник джипа, к нам подошел турист из Голландии, не понимающий, куда это мы на ночь глядя. Ответили: в Ришикеш. Он покачал головой и сказал: крези.

Водитель наш средних лет, молчаливый, хотя и говорит по-английски. Но спящим в машине безразлично, на каком языке и кто говорит. Мы с ним вдвоем всю дорогу молчали. Ну что же поделать, не разговорчивый он. Да я и сам не хотел разговаривать. Я впервые ехал ночью по горной дороге.

Может, у них зрение, как у кошек? Может, у них так мозги устроены и глаза, что образуют вместе системы вроде приборов ночного виденья, нет? Я в темноте не видел дороги. Хотя и таращил глаза. Фары, конечно, были включены, и что-то перед моими глазами все время мелькало, но я не понимал, куда и когда надо нам поворачивать. А он все время крутил руль: налево, направо - налево, направо - налево, направо. Но когда налево надо, а когда направо? Я сосчитал: между поворотом в одну сторону и поворотом в другую сторону проходило четыре-пять секунд. Он все время крутил баранку, туда-сюда, туда- сюда... Изредка появлялись встречные машины - как правило, фуры. Мне все время казалось, что едут они с дальним светом. На самом деле на этих дорогах только ближний свет и полезен. Но меня, пассажира, и ближний слепил. И еще мне казалось, что мы шуруем по встречной полосе. Ночью особенно остро переживаешь эту индийскую левосторонность -проклятое наследие англичан. Фары встречного целятся в лоб, но почему-то мы каждый раз проезжаем мимо друг друга.

Была одна остановка у поста. Мои, пробудясь, изволили выйти размяться. Пока проверяли наши документы, мы смотрели на звезды. Было тихо, тепло.

А дальше было все то же: мои уснули, а я смотрел вперед, и по-прежнему не видел буквально ничего путного. А он крутил и крутил. И так всю ночь. Всю ночь и все утро.

Я думал, что драйверы здешние, они и есть божества или демоны, - им, сверхъестественным, доверяем наши судьбы и жизни и больше не можем ни на что повлиять.

С рассветом заклевал все-таки носом. Я не слышал и не понял, как лопнула камера. Мы хотели к одиннадцати быть в Ришикеше, ну так что ж - не срослось. Как выяснилось, у него не было запаски. Нет, была. Но до нас - когда он вез кого-то в Наггар, где мы ждали его - тоже лопнула камера, пришлось установить то запасное. Посмотри-ка, сказал мне Командор: на одном колесе от других отличался протектор.

Я спросил, спал ли он между той и этой поездками. Или он йог? Он не йог, и он отдохнет в Ришикеше.

Куда-то звонил, о чем-то договаривался. Он сказал, что запаска будет часа через три.

К счастью, поблизости было кафе, таких дорожных тут много. Внизу по склону виднелись крыши домов.

Пора о главном.

Сейчас. Подожди.

Не поверишь, я спас жизнь человека. У меня язык сейчас едва повернулся произнести эту фразу. Никому из наших в том не признался - как-то это слишком нелепо: «спас жизнь человека», - называлось бы как-нибудь по- другому, может, сказал бы. А тебя давно не стесняюсь. Понимаешь, меня стесняет я сам, больше чем ты. Он, который как я. А тобой, Франсуаза, не так я стеснен, как сам, бывает, собою.