Книга Дейзи Фэй и чудеса - Фэнни Флэгг

Он сказал:

— Никто.

Я спросила:

— Ты уверен?

Он сказал:

— Уверен.

Я спросила:

— Ты уверен, что уверен?

Он сказал:

— Я тебе когда-нибудь врал?

И я сдалась.

И отправилась к миссис Дот, и уж как она обрадовалась! Если бы что-то случилось с одной из ее Юных дебютанток, она бы просто умерла. Я не стала ей рассказывать, что произошло на самом деле. А то не миновать еще одной истерики.

После этого я упросила папу повезти меня в больницу в Магнолия-Спрингз — вручить миссис Андервуд золотую рыбку. На этот раз я вошла через парадный вход, потому что со мной был ВЗРОСЛЫЙ. Там сидела все та же медсестра и все так же грубила. Против правил, говорит, приносить животных в больницу.

Папа сказал ей, что если она не впустит меня к миссис Андервуд с этой чертовой рыбой, он разберет эту больницу на кирпичи, несмотря на то что она деревянная.

Медсестра чуть не зашипела от злобы:

— Ладно, идите, но теперь я понимаю, в кого ваша дочь.

Видели бы вы лицо миссис Андервуд. Как она радовалась. Сказала, что рыбка куда лучше черно-белого пластмассового кокер-спаниеля в блестках.

Когда мы ушли, я спросила папу, правда ли, что миссис Андервуд похожа на Джин Тирни.

— Да, как две капли воды, — согласился папа.

Я же говорила. Напишу Джин Тирни письмо, пусть знает, что у нее есть живой двойник в Магнолия-Спрингз, штат Миссисипи.

Майкл и Вернон Мусбургер поведали мне, что миссис Дот держала их на ярмарке еще два часа и всех там на уши поставила, заставив меня искать. Даже Кей Боб Бенсон таскалась по ярмарке, выкликая мое имя, — в паре с клоуном в костюме крокодила. Пропустила я это зрелище. Майкл и Вернон спросили, почему я как безумная соскочила с карусели, не докатавшись, и я ответила, что мне срочно понадобилось в туалет и я поехала домой, потому что не хотела пользоваться общественным туалетом, куда всякие придурки ходят. И знаете что? Они мне поверили!

Видели бы вы газеты… Повсюду на первых полосах — Клод Пистал. Опубликовали даже фото Джимми Сноу, указывающего на то место, где он нашел тело. Джимми на этой фотографии очень смахивает на альбиноса. В статье сказано, что в теле было десять пуль от трех разных пистолетов, три пули, 22-го калибра, попали в печень. Кто-то здорово стреляет, если он, конечно, не в сердце целился. Настоящее имя Клода — Клод Пиастелия, он сидел в тюрьме за разные преступления, в том числе за убийство. Ох, как я рада, что он мертв. Единственное, чего не могу понять, — это как папа уже в 9.30 утра знал, что он мертв, если в газетах сказано, что Джимми Сноу нашел тело только в 10.08.

6 декабря 1952

Сегодня Гарольд Пистал привел Анжелу попрощаться. Они переезжают из-за всей этой шумихи в газетах по поводу Клода. Слава богу, Анжела еще не умеет читать. Она была в шапке Дэви Крокетта, по которой с ума сходит. Вряд ли она знает, что Клод умер. Когда мы все пошли прогуляться по берегу, я сказала Гарольду, что сожалею, что его брата убили. Но поскольку врать я не хочу, я также сказала, что сожалела бы еще больше, если бы он не хотел убить меня, ведь я, в конце концов, единственный ребенок и нужна своим домашним. Гарольд думает, может, это даже к лучшему, что брат мертв. Анжела увлеклась замком из песка и не слышала нас, и Гарольд признался, что Клод убил свою жену в приступе ревности и после этого изменился. Я не сильно удивилась. Спросила, мог ли Клод убить Руби Бейтс, и Гарольд ответил — возможно. Кроме того, Гарольд знал от Клода, что я видела того вместе с Руби. Я чуть в обморок не упала. Значит, он вспомнил!

— Так и знала, что в тот вечер на ярмарке он пытался меня убить.

— Он не пытался тебя убить, Дейзи.

— Не пытался?

— Нет, он просто искал Анжелу и подумал, что она может быть с тобой.

— А я думала, он пришел меня убить.

— Он бы тебя никогда не убил. У него рука бы не поднялась, и это одна из причин, почему он уехал из страны. Он боялся, ты вспомнишь, что видела его вместе с Руби.

— Я все равно уверена, что он хотел меня убить.

— Он бы тебя никогда не тронул, ты же спасла жизнь Анжеле.

— И все же он меня ненавидел.

— Нет, он просто считал, что тебе нечего болтаться в ночном клубе с его дружками. Он им не доверял.

— Он же меня даже не поблагодарил за то, что я спасла ее.

— Он не мог, он не хотел, чтобы кто-то знал…

— Что знал?

— Что Анжела его дочь. Мы взяли Анжелу после смерти ее матери, ей было около полугода.

Сказать, что я была ошеломлена, — ничего не сказать.

Гарольд заставил меня поклясться, что ничего никому не скажу, и я поклялась. Спросила Гарольда, есть ли у него подозрения, кто мог убить Клода, он сказал — нет. А вот я кое-что начала подозревать, но думать об этом не хочу.

Анжела обняла меня на прощанье и пообещала писать, когда научится. Я не могла не думать о том, как мне повезло, что она в тот день выпала из лодки. Бедная Анжела. Буду по ней скучать. Только подумайте, ей придется идти по жизни с этими большими ушами, и к тому же не зная, что она итальянка.

15 декабря 1952

Я — Матушка Гусыня в рождественском спектакле! Зла не хватает. Остальные ребята из моего класса будут играть в другой сцене, а меня определили в сцену с первыми и вторыми классами. Выбора у меня не было, потому что миссис Андервуд пообещала им, что я буду участвовать. А я-то хотела показать подражание Вогну Монро,[67]спеть «Наперегонки с луной».

Когда занавес поднимается, я говорю: «Я Матушка Гусыня, и я очень волнуюсь. Пробил час вести всех моих маленьких героев к яслям поглядеть на младенца Иисуса, который только что родился под Вифлеемской звездой». Тут на сцену выходит Вифлеемская Звезда и кланяется.

Учительница первого класса, мисс Флоренс, звонит в колокольчик за сценой, и я говорю: «Это звучит волшебный колокол». Иду туда, где у них будет лежать большая книга из папье-маше, и говорю: «Ой, смотрите, вот Джек и Джилл», и эти двое из первого и второго класса выходят из книги, одетые в костюмы этих самых Джека и Джилл, не помню, кто они такие. Таким макаром я должна объявить их всех.

Когда выходит последний, Том, сын трубача, я говорю: «А теперь, дети, мы должны отправиться в Вифлеем посмотреть на младенца Иисуса, который только что родился под Вифлеемской звездой».

Снова выходит Вифлеемская Звезда и кланяется, и все мы идем к ней через сцену. В конце этой живой картины мы оказываемся стоящими в хлеву.