Книга Четыре с лишним года - Олег Рябов

(Из письма отца 19.07.45)

С раннего детства, когда другие детишки уже раскрашивали потрёпанные учебники и прочие старые книжки цветными карандашами, подрисовывая феям и снегурочкам усы, моим самым заветным увлечением было разглядывание заграничных открыток. Они были вставлены в дорогие альбомы с незнакомыми буквами, спрятаны по пакетам и просто лежали в коробках. Отец непонятно зачем присылал домой со всей им освобождаемой Европы эти открытки – жалкие трофеи войны.

На фотографиях красовались сказочные замки в горах, озёра и реки с плывущими по ним яхтами, пароходиками, многочисленные дворцы.

Я собирал на столе, как современные дети из пазлов, из этих карточек с дворцами, церквями и красивыми домами целые улицы и площади, у меня получались целые города. Я мог уже отличить Прагу от Вены, а Дрезден от Берлина.

Вена была мечтой всей моей архитектурной фантазии.

У многих мужчин наступает возраст, когда они становятся способны исполнить какие-то свои детские и юношеские мечты, например, купить фотоаппарат, автомобиль или побывать в местах, которые им казались в детстве сказкой. Вена! Мечта осуществилась – мой путь к Вене, как и путь моего отца, пролегал через Прагу.

Я прибыл на пражский закопченный, с выбитыми стёклами железнодорожный вокзал, мухи на него гадили, по-моему, с тех пор, как его построил великолепный Альфонс Муха. Было четыре часа ночи. На перроне стоял мужик, по-моему, значительно старше вокзала. Он уверенно подошёл ко мне и на чистейшем русском языке произнёс:

– В Вену? – И, не дожидаясь ответа, доложил: – Вагон 431! Он будет через 30 минут! Стой здесь. Я – кондуктор. Купе последнее, запрись и не выходи, откроешь, когда постучат!

– А, вы русский? – почему-то мне захотелось пообщаться.

– Нет, я полек. Я научился говорить сначала по-русски, а потом уж по-польски. После войны у нас в Кракове квартировали советские офицеры, они были добры ко мне, давали хлеб. А ещё один маленький толстый офицер с огромными ладонями, как лопаты, колол большим ножом белый шар и клал нам, мальчишкам, маленькие кусочки в рот. Они были липкие и противные, белые комочки. Многие их выплёвывали. Но мама мне сказала, что это вкусно и называется цукр.

– Мой отец освобождал Краков. Он тогда был холост и молод, поэтому вспоминал старую столицу Польши, как город, где прямо по проезжей части улиц выгуливали себя, держась под руки, нарядные девушки, человек по десять. Их цепочку объезжали, бибикая, полуторки, сделанные на заводе в моём городе. Девушки были порядочными, домашними. Отец говорил, что в Польше красивые женщины.

– Польские женщины красивы, зато польские вагоны – тьфу, сейчас увидишь.

После тоскливых минут ожидания наконец-то подогнали и прицепили к поезду вагон № 431: тёмно-синий, несуразно высокий, фанерный. Я, следуя инструкции, прошел в единственное открытое купе, заперся.

В Вене меня встречал таксист болгарин Иван.

– Ваня?

Он захохотал.

– Ваня – у нас девушек зовут!

Это весёлое настроение сохранялось у нас на всё время моего пребывания в Австрии. Иван оказался очень дотошным и любознательным гидом. Он закончил Софийский и Венский университеты, оба по отделению экономики, но работы по специальности в Австрии не нашёл, зато знание русского языка позволило водить экскурсии для новых русских. Иван поделился со мной, что если бы он знал, что ему придётся зарабатывать на жизнь с помощью русского языка, он бы в школе, где русский раньше в Болгарии был обязательным, учил бы его лучше, а он предмет этот ненавидел.

С Иваном я исколесил всю столицу и пригороды. Разглядывал с вершин Альпийских гор красивейшего цвета озеро Мунзее (Лунное озеро), заглянул в Зальцбурге в домик Моцарта. Посещал многочисленные соборы, дворцы, бродил с Иваном по великолепным австрийским паркам.

В одном из центральных парков Вены Иван, раскинув свои большие руки, как бы охватив ими похожие на поля гигантские клумбы с самыми фантастическими цветами со всех стран мира, произнёс (возможно, в нём проснулся экономист):

– Когда русские солдаты вошли в Вену, то перекопали все эти клумбы и вместо цветов посадили картошку и разные овощи, а солдатские козы паслись возле королевских дворцов. Венцы обиделись, но за картошкой ходили и за молоком тянулись гуськом со своими бидончиками сюда к оккупантам, а те не жадничали, наливали – детям же нужно молоко, ну и что, что они австрийские дети, дети же – им расти надо.

Зашёл разговор о войне.

– Иван, – спросил я парня, – а как случилось, что твоя Болгария оказалась в 1941-м на стороне Германии? Воевали против нас.

– Воевали? – Иван расхохотался. – Когда Гитлер предложил нашему царю собрать две дивизии болгар и послать против СССР, царь Борис ответил, что болгары через две недели все окажутся на стороне русских. Шипка у нас, болгар, в генах. Например, первые данные о подготовке немцами операции «Цитадель» советская разведка получила от болгарского генерала. После того как советские войска освободили Болгарию, была создана Болгарская освободительная армия, она вошла вместе с советскими войсками в Вену.

– У моего папы, он связистом прошёл войну, высококлассным, здесь, в Вене, в группе среди тех, кому он передавал свой опыт и знания, был болгарин из Пловдива, они подружились. Этот парень при расставании очень благодарил моего отца – он же стал специалистом и теперь ему легко будет найти хорошую работу, которая всю жизнь будет кормить его.

– А как звали папу?

– Алёша!

– Забавно! А знаете, что на горе в Пловдиве стоит памятник, известный на весь мир «Алёша»?

– Конечно, чай, я был в Болгарии!

– Поставить памятник советским освободителям решили сами жители Пловдива, указаний сверху не было. Собрали пожертвования на мемориал. Помогать устанавливать скульптуру пришли многие жители города, один из них на пьедестале под воином написал мелом большими буквами « Альоша ». Так вот этот, что написал имя, был высококлассным связистом с телефонной станции.

Расставшись с Иваном, я медленно шёл по Mariahilfer Strasse. Возле отеля «Cummer» играл на аккордеоне уличный музыкант, наши взгляды встретились, бросив монетку в его коробочку, я побрёл дальше. Музыкальным сопровождением мне была «Катюша».

Каузалгия 1985

«Второй раз осматриваю Прагу, теперь не торопясь, хожу по улицам, по музеям, любуюсь красивыми мостами. Город не похож на Вену».

(Из письма отца 10.04.46)

Каузалгия. Другого названия я не придумал, чтобы описать состояния миллионов людей, живущих на Земном шаре уже десятки лет и мучающихся от нестерпимой боли. Болят те части твоей души, твоей совести, чего-то твоего общего с человечеством, что ты потерял навсегда и никогда не восстановишь.

Это не вырванный зуб и не потерянная в бою рука: это может быть близкий тебе человек, с которым ты, волею судьбы, больше никогда не встретишься, дорогая тебе безделушка и даже фотокарточка, с которой на тебя посмотрит милое и почти забытое лицо.