Книга Сибирская жуть-7 - Андрей Буровский

Вот у этих старушек и пытался учиться рьяный революционер, сподвижник Ленина Феликс Дзержинский. Опять же — всевозможные поиски мистических сущностей были очень в духе большевиков. Мистиками они были не меньшими, чем нацисты, — и Шамбалу искали, и махаришами увлекались… Но все же вот в такой степени заигрывались далеко не все и в ученики деревенским ведуньям все-таки не лезли.

Я, конечно, не знаю, чему научился Феликс Дзержинский у литовских колдуний, но согласитесь — это персонаж, просто в исключительной степени подходящий для того, чтобы именно с его памятником происходили удивительные вещи.

А в заключение я передам рассказ одного шведского ученого. Познакомились мы с ним в Новгороде на одной конференции, а потом активно участвовали в банкете, в ресторане «Детинец». Называть я его не буду… Пусть он будет в том рассказе просто Бьерн. Общались мы с ним на двух языках: шведском и русском, но по-шведски только ругался Бьерн да оба мы кричали «Скооль!», поднимая очередную стопку.

Где-то около полуночи мы с Бьерном вышли во двор новгородского кремля — ресторан «Детинец» находится аккурат в толще крепостных стен, и оказались около монумента тысячелетия Руси. Поставили его в 1862 году, к тысяче лет со дня вокняжения Олега и Игоря в Киеве, объединения Киевской и Новгородской Руси в единое государство. По всему монументу сплошь изображены деятели русской истории, включая литовских князей, великих ученых и сановников Екатерины. Луна то выкатывалась из-за туч, то опять в них ныряла, и все эти фигурки словно бежали куда-то.

— Не боишься? — вдруг спросил меня Бьерн.

Я залился веселым смехом — как здорово он пошутил, этот умный швед! Происхождение моего веселья было только отчасти алкогольное; мне казалось, что и со страхом перед темнотой, и со способностью наделять жизнью чугунные изваяния мы с Бьерном покончили лет 35 или 40 назад…

И тогда он рассказал мне такую историю…

Было это в конце ноября 1974 года, когда Бьерн был совсем мальчишкой и только осваивал трубку. Жил и учился он в Стокгольме и, как я понял, не был таким уж прилежным студентом. В частности, и в этот день Бьерн пил пиво вместо того, чтобы заниматься чем-то более разумным. Пуржило, короткий серенький день двигался к закату, редкие машины вовсю двигали дворниками и зажгли фары. Парню хотелось гулять, он вышел к Балтике, за порт, присел на камнях, уходящих в море длинной косой.

Отхлебывая пиво, Бьерн раскурил трубку. Вскоре послышались тяжелые шаги, и кто-то опустился на соседний камень. Не поворачиваясь, Бьерн сунул подошедшему бутылку; тот сделал добрый глоток, простонародно крякнул и вернул бутылку. Бьерн обтер чубук трубки, тоже протянул ее назад. Сосед по камням затянулся, так же молча вернул трубку. Только после этого Бъерн обернулся, чтобы хоть как-то приветствовать своего спутника… И тут же, по его собственным словам, в панике кинулся бежать.

— Очень холодно было, а у меня отсюда (показал Бьерн на затылок) до самой задницы горячий пот стекал.

Дело в том, что на камнях сидел, удобно расположившись, известный в Стокгольме памятник Густаву III работы знаменитого шведского скульптора Юхана Сергеля.

Памятник был закончен в 1806 году, а сам Густав III погиб в 1792 году, когда сорокашестилетнего короля застрелил некий дворянский мститель… Потому что Густав III сыграл с дворянством хитрую и (по мнению дворян) бесчестную шутку. Весь XVIII век Швеция была страной дворянской вольницы, почти как Речь Посполита. Дворянство отлынивало от службы, валяло дурака и всячески мешало хоть как-то укрепить государственную власть.

Густав III же изо всех сил старался показать, что к делам государственным большого интереса не питает, а хочет только охотиться да устраивать потещ-ные сражения со своими не менее потешными войсками. А когда потешные войска оказались самыми настоящими хорошо вооруженными войсками, да к тому же преданной королю личной гвардией, было поздно. Король взял власть рукой в железной рукавице, дворянской вольнице наступил конец; и хоть дворянский мститель Ансельм застрелил короля, Швеция запомнила этого решительного и мудрого монарха.

Впрочем, мы с Бьерном о Густаве III не беседовали. Бьерн только спросил, знаю ли, кто это такой, меланхолически кивнул и пыхнул трубкой.

— Та самая?

— Уже другая.

Честно говоря, даже жалко, что другая, — я было уже приноровился попросить курнуть трубку, побывавшую во рту у Густава III.

Эту историю я передаю по принципу — за что купил, за то и продаю, без малейшей попытки заставить читателя мне верить. Только, само собой, рассказ Бьерна мне вспомнился тут же, как только дослушал историю про то, как некий крайкомовец писал на памятник Железному Феликсу. Ассоциации напрашиваются.

Глава 16

ЧЕРНЫЙ ГРИБНИК

Я совершенно не настаиваю на рогах и копытах. Если вам очень интересно, как выглядит дьявол, вы рано или поздно это узнаете. Вот понравится ли вам — я не уверен.

К.И. Льюис

Эти две главы — тоже отзыв сразу на два уже опубликованных материала: про разного рода профессиональный фольклор, так сказать «черных» и «белых» специалистов (черный археолог, черный геолог, белая энтомологиня и так далее). А второй материал, который вызвал у читателей желание его дополнить, — это истории нависающей над Красноярском Николаевской горы.

Потому что кое-кто позвонил мне буквально через две недели после выхода первого же издания моей «Сибирской жути»:

— Ты что, не знаешь, кто тут ходит по Николаевской горе?!

— Не-ет… А кто?

— Черный грибник. Между прочим, имей в виду, его видела уже куча народу. Ты тут про всяких чудиков пишешь, которые за сто верст от Красноярска живут, а тут вон — под самым боком…

Пришлось мне навести справки про это народное поверье… Но, вообще-то, для поверья очень уж много людей видело этого грибника. Описывают его почти одинаково, есть несколько схожих портретов.

Один портрет — сморщенное лицо, мужик хорошо за шестьдесят, длинный шишковатый нос, глубокие ложбинки на лбу латинской буквой V, и опять же кончаются у носа. Большинству тех, кто встречался с черным грибником, он решительно не нравится, звучат определения типа «неприятный какой-то», «несимпатичный мужик», хотя ничего плохого он не делает и никаких враждебных действий не совершает.

По другим описаниям, это человек немного моложе, лет сорока пяти — пятидесяти, и все-таки более благообразный. У этого черного грибника глубокие морщины на лбу, очень темная кожа, и его внешность не вызывает неприятных ощущений.

Впрочем, обоих черных грибников (или обе версии одного существа, способного менять обличье) роднят некоторые черты: очень смуглая кожа, маленькие черные глазки-бусинки, которые иногда сверкают темно-красным. «Как совсем спелая брусника» — уточнила одна дачница. Характерно, что его ушей никто не видел, — и воротник поднят, и волосы низко спадают, закрывая голову с боков. Исключение из этого правила есть, но я расскажу о нем позже.