Книга Живые зомби - С. Дж Браун

Все еще не веря своим глазам, Том трогает лицо. В левой, здоровой руке у него пудреница, а он и не замечает, что щеку ощупывает правая, чужая, конечность. По всей видимости, заживает не только лицо.

— Ну и дела!

— Не передумал быть вегетарианцем? — спрашивает Джерри.

На этот раз Том не находит что ответить.

Высадив Тома и Наоми, Хелен спрашивает у нас с Ритой и Джерри, не прогуляемся ли мы пешком — ей нужно вернуть машину, пока сестра не обнаружила пропажу. Она останавливает мини-вэн у обочины дороги в безлюдном районе. Выбравшись, я подхожу к водительской двери, и Хелен опускает стекло.

— В чем дело, Энди?

Я наклоняюсь и целую ее в щеку.

— Асибо, Елен. Асибо а сё.

Она смотрит на меня с улыбкой, полной участия и понимания.

— Не за что, Энди.

Мы провожаем взглядами машину, затем в задумчивости отправляемся дальше. Не знаю, как Рита, а я размышляю о том, как долго мы сможем хранить нашу маленькую тайну. Что касается Джерри, скорее всего он мечтает сейчас о том, как поскорее добраться до чистого полотенца и новой бутылки лосьона для рук.

Через несколько кварталов Джерри с набитым «Плейбоями» рюкзаком, сворачивает в сторону родительского дома, а я предлагаю Рите проводить ее перед тем, как вернуться в винный погреб. Сначала она отказывается, но я говорю, что все равно поплетусь за ней, хочет она того или нет.

— Как щенок? — спрашивает она.

— Аф, — отвечаю я и начинаю часто дышать.

Она льнет ко мне губами, ее язык исследует мой рот. Меня переполняют чувства, казалось, навсегда утерянные, — пылкость, желание, страсть. В Ритиных объятиях я словно одурманен теплом.

Во второй раз сегодня я ощущаю, как из моих пор выступает влага.

— Я отел, — говорю я.

Отстранившись, Рита вопросительно глядит на меня.

— Что ты хотел? Жениться на мне?

— Ет. — Я трясу головой.

Хотя я не вижу себя, могу поклясться, что краснею.

Поднимаю правую руку и показываю ей свою слегка влажную подмышку. Где-то я слышал, что люди не потеют — потеют коровы, а мы покрываемся испариной. Но мне достаточно трудно выговорить «корова». К тому же теоретически я не человек.

— Я спотел.

На Ритиных губах мелькает загадочная улыбка.

— Скажи, а от этого ты потеешь?

Она берет мою правую руку и кладет себе на грудь. Сосок твердеет под моими пальцами, и я чувствую в ладони тяжесть мягкой груди. Чем дольше я так стою, тем труднее мне удержаться, чтобы не засунуть руку ей под водолазку.

Затем я чувствую что-то еще. Слабую вибрацию, возникающую каждые пять секунд. Забыв о груди и сосках, я прижимаю крепче руку и жду следующей вибрации. Когда она наступает, я гляжу на Риту: в глазах у нее слезы.

Ее сердце снова начало биться.

Глава 35

Нам нечасто случается пересмотреть свои взгляды на нечто столь фундаментальное, как вера в высший разум. Во всемогущего. В Господа Бога.

Но только высший разум мог сделать живых настолько вкусными. Только всемогущий мог наделить человеческую плоть заживляющей силой. Только Господь мог проявить такую иронию, которая позволила ходячим мертвецам выдавать себя за живых путем поедания последних.

Как бы там ни было, именно это я и пытаюсь выяснить.

Не то чтобы мне хочется играть чью-то роль. Мое лицо все еще вдоль и поперек простегано швами, и походка неестественная, как у чудовища Франкенштейна в исполнении артиста балета Джоффри[14]. Но, по крайней мере, когда я сижу на одной из последних скамей в конгрегационалистской церкви Соквел-виллидж, никто не орет, не хватает ртом воздух и не кривит лицо.

Вечером в среду службы нет, так что битва с толпой прихожан мне не грозит. Народу в церкви немного, а если твоя голова склонена в молитве, то люди не станут зря тебя беспокоить. Впрочем, я пришел сюда не за тем, чтобы помолиться.

Когда у Риты магическим образом забилось сердце, я задался вопросом, а действительно ли это связано с чем-то необъяснимо-религиозным. Те немногие чудеса, о которых я слышал, всегда приписывались Богу, Иисусу, и я решил посмотреть, поверю ли я, что наше исцеление стало возможным благодаря вмешательству высших сил. Я не ищу подтверждений или хоть каких-то зацепок; скорее, меня разбирает любопытство. А вдруг все это время я был не прав?

Я не жду сенсаций, не надеюсь, что меня озарит, и я услышу глас божий. Я пришел сюда проверить: вдруг что-то упущено? Ведь когда начинаешь питаться человечиной, даже если ты отродясь не верил в Бога или высшие силы, тебя все равно терзает мысль об осуждении на вечные муки.

Невзирая на изысканный вкус человеческой плоти, каннибализм не есть явление, которое мы признаем безоговорочно. Будь он неотъемлемой частью жизненного уклада в обществе, где ты рожден, вполне логично было бы относиться к людям, как пиранья относится к тонущей корове. А когда больше тридцати лет ты прожил всеядным существом, ходил на званые обеды к соседям и друзьям и ни с того ни с сего вдруг начинаешь задумываться, как вкусна будет булочка, если проложить ее кусочком от твоего друга или соседа и сдобрить горчичкой и кетчупом, да не забыть добавить ломтик помидора, — к таким фантазиям еще надо привыкнуть.

Наверное, поэтому Рей и выбрал свой способ приучить нас питаться живыми.

Знай я точно, чем меня угощают, сомневаюсь, что с таким упоением уплетал бы предложенную мне еду. Но скажу, положа руку на сердце: о содержимом я догадывался с самой первой банки. Просто не хотел принимать в расчет такую возможность. Вот бы и дальше пребывать в блаженном неведении. Хотя сложно оставить без внимания то, чем питаешься, когда у твоей неживой подружки вновь забилось сердце.

Поэтому я здесь.

Уповаю на то, что происходящие с нами метаморфозы творятся благодаря божественному чуду, деснице Божией, а не целебным свойствам друзей и соседей. В первом случае я тешусь надеждой найти в себе силы и справиться с неуемным желанием есть человечину. В последнем — рассчитываю найти добрый молоток для отбивных.

Живых в церкви с полдюжины. За несколько рядов передо мной молится женщина, в притворе у меня за спиной парочка обсуждает предстоящее венчание, четвертый — мужчина — присел слева, у одной из передних скамей. Еще одна женщина, чем-то очень расстроенная, разговаривает со священником. Священник — шестой.

Последние тридцать минут я стараюсь не обращать на них внимания. Сижу, словно тут никого нет, опустил голову и притворяюсь молящимся, а сам меж тем жду знака, за которым сюда пришел. Однако время от времени меня обдает их запахами, и я ловлю себя на мысли о том, какие они на вкус.