Книга Бегущие по мирам - Наталья Колпакова

Скоро солнце забралось так высоко, что лучи обжигали ездоков через щелястую крышу. Поэтому ни Макар, как ни хотелось ему сильнее оторваться от преследователей, ни Алёна, с некоторых пор с опаской поглядывавшая на безмятежные джунгли, не возражали, когда черт решительно пошел по крутой дуге вниз. Его крылья заработали с удвоенной силой, кибитка болталась, будто консервная банка, привязанная к собачьему хвосту. Стремительно придвинулась сплошная масса переплетенных ветвей, и густая зелень разошлась над небольшой поляной. Черт ухнул туда точнехонько, словно мяч в лунку. После жесткой посадки ездокам пришлось сначала выпутываться из клубка, в который сплелись причудливым образом их тела, руки и ноги.

Наконец Макар, слегка помятый, но вполне довольный, выбрался, потирая ушибленный лоб, на волю. Вкусно, от души, вздохнул. После духоты и зноя мир под пологом леса казался настоящим раем. Вблизи масса зелени заиграла оттенками от лимонного до густо-лилового, распалась на множество деталей, очаровательных или причудливых. Теперь Макар видел, что вокруг не тропический лес, известный ему по фотографиям и телепрограммам. Незнакомые деревья с необхватными стволами были коренасты, словно тесное соседство каким-то чудом не мешало им насыщаться водой и светом в свое удовольствие, не вынуждало бешено рваться вверх, состязаясь за место под солнцем. Среди кряжистых исполинов с лопающейся от напора соков корой красовались изящные розовоствольные живые колонны с ажурными кронами. Множество деревьев и кустов отличались невиданным цветом или формой листьев, ветвей, крон. Вперемешку с почти знакомыми, полузнакомыми и неуловимо знакомыми растениями росли, ползли, свисали, вились совсем уж небывалые экземпляры, чья причудливая форма и фантастическая раскраска делали их чем-то средним между деревьями, животными и минералами. Одни рассыпались каскадами ярких, как отшлифованные драгоценности, цветов. Другие лоснились чем-то, более напоминающим кожу, чем кору. Третьи томно истекали соком из мерно работающих дыхалец. Все здесь было щедро, изобильно, избыточно – и на диво складно. Цветущий, движущий соки, дышащий лес наводил на мысль о гигантском организме, отменно здоровом и процветающем. Макар и вообразить себе не мог, что где-то в мире существует столь полное и сложно устроенное благоденствие.

– Кто мог выдумать такое? – воскликнул он, оборачиваясь к Алёне, и сам удивился словам, в которые облеклись его ощущения.

– И что могло сотворить здесь то черное, над которым мы пролетали, – пробормотала она, настороженно вглядываясь в красоту, разлитую вокруг.

Вроде бы здесь не было примет распада и эрозии. Ничего уродливого, противоестественного, механического. Но где-то рядом, совсем близко... Макар тоже чувствовал это. Скверное было ощущение. Будто на краешке сознания – или на краю мира – тихонько сыплется и сыплется песок... Сухой, мертвый шелест, мерное равнодушное движение. Куда, почему? Макар поежился. Благодатное тепло, смягченное густой листвой, на мгновение исчезло, провалилось в никуда, оставив его голым, одиноким и беззащитным.

Алёна потянула носом воздух, густой и сладкий, как патока, и Макар тут же вернулся обратно, на маленькую поляну, угревшуюся за пазухой живого леса. Откуда-то он знал совершенно точно: пока она рядом сопит, дышит, ворчит и возится, он должен быть спокоен, собран, бодр и готов ко всему. Даже к самому худшему. Чувство полной от нее зависимости всех его действий и даже эмоций не окрыляло, но и не угнетало. Оно просто наполняло его, как воздух наполняет шар, превращая из кучи прорезиненной ткани в инструмент с идеальной формой и ясным предназначением.

Впрочем, сейчас предназначение не требовало от него ничего героического, разве только воды, пищи и охраны. Макар двинулся вокруг поляны, теперь уже с осознанным вниманием вглядываясь в буйство растительной жизни. Интересно, что из этого можно есть? От выбора глаза разбегались. Практически на каждом растении среди листьев, чешуй, ворсинок и прочих форм вегетации виднелись ярко окрашенные округлости, столь приятные взгляду проголодавшегося путника. Макар, конечно, предпочел бы отбивную побольше, но фрукты тоже ничего. Он нацелился на густо-желтый с малиновым бочком плод вроде банана, но с утолщением на нижнем конце. Висел плод низко, руку протяни. Макар протянул. Пальцы схватили пустоту. Макар сморгнул, ничего не понимая. Вот же он, банан проклятый, висит себе как ни в чем не бывало в паре сантиметров от руки. Он передвинул руку. Банана не было. То есть был – но опять не в горсти у голодного Макара, а между листьями. Соблазнительный и доступный. Повернутый все тем же призывно подрумяненным боком. Макар заскрежетал зубами и погрузил обе руки в зелень. Его закоротило. Под хохот Алёны и недоуменное квохтанье черта, окруженный плодами всех мастей, он снова и снова стискивал пальцы в кулак, охотясь за тем, единственным.

Банан сдался первым. В промежутке между двумя Макаровыми бросками он с недовольным писком соскользнул с ветки, промелькнул между листьями и, совершив немыслимый кульбит, вонзился в землю узким концом. Утолщение, оказавшееся вверху, чмокнуло и приоткрылось. Трудно было сказать, что отверзлось перед Макаром, глаз или рот. Что бы это ни было, выражение оно имело самое недовольное. Желтое туловище почмокало губами – или, может быть, веками – и принялось энергично извиваться. Несколько движений – и все оно ушло в землю, только рыхлый холмик остался. А Макар остался стоять, глазея на кучку земли под ногами. Алёна хлопнула его по плечу:

– Ну что, добытчик, удрала твоя добыча? Нарвал бы лучше фруктов, что ли. Они хотя бы не уползут.

– Сама бы нарвала, – проговорил Макар и медленно перевел взгляд на пустую ладонь.

– Так я и нарвала, – с неожиданным дружелюбием откликнулась девица. – Во, гляди, какая дынька!

И предъявила нечто голубовато-зеленое, округлое, с выростами вроде юбочки.

– Это скорее патиссон. Только малость волосатый.

– Какая разница! Он висел, я сорвала. Пахнет вкусно, понюхай.

Макар наклонился к подозрительно спокойному плоду, принюхался.

– Ну не знаю. Приятно, но не едой. На духи похоже.

Алёна выразительно фыркнула:

– А ты чего хотел? Сала с чесноком?

– Ага... Стой!

Макар прижал ухо к шероховатому боку.

– Там внутри треск какой-то. Возня...

– Сам ты... Возишься и трещишь! Ну что там еще?

Алёна поднесла добычу к уху, и недовольное выражение сменилось озадаченным.

– Нож есть у тебя? – спросила она чуть дрогнувшим голосом, и Макар в который раз подивился ее решительности. – Доставай, посмотрим. Ой!

Плод, мирно лежавший у девушки в ладонях, вдруг подпрыгнул, будто понял, что ему грозит, и сам собой развалился на четвертинки. Были они мясистые, губчатые, а в середине открылось чашеобразной углубление, полное пыльцы. Оттуда, из пушистой шевелящейся массы, одна за другой стали выныривать полупрозрачные фигурки с мельтешащими за спиной крылышками. Крылышки были не бабочкины и не стрекозиные, больше всего они напоминали радужные крылья колибри, едва различимые из-за бешеной скорости взмахов. Трещали они до крайности раздраженно. Две, три... Еще две! Создания суматошно перемещались вверх-вниз над рыхлой сердцевиной плода. Наконец оттуда выплыла последняя, сонно потягиваясь. Остальные окружили ее, и вся стайка, напоследок пугнув сначала Алёну, а затем и Макара дружным броском в лицо, поднялась выше и стремительно унеслась в чащу.