Книга Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан

Народу в Ладоге было полным-полно. Урожай обещал быть пре­красным, князь даровал десять отменных коров на убой, и армия пребывала в отличном состоянии. Воины самого Олега, пришед­шие из Скании[9], приняли то название, которое дали им славяне как личному отряду князя — «дружина»; отличная флотилия располо­жилась на реке и на Ладожском озере. Хазары тоже собирали вой­ска, но крестьяне и рыбаки со всех необъятных земель были за не­го и жаждали отправиться на юг, предвкушая богатую добычу. Все они пришли в город, днем весело бросали в воду венки, а по ночам радовали богов, как следует напиваясь и наслаждаясь женским обществом.

Олег шествовал по улицам, раздавая небольшие подарки — мо­нетки и хлеб, во всеуслышание приказав своему наследнику Игорю помогать ему. Ему приходилось постоянно выказывать на людях свое теплое отношение к мальчику, потому что Игорь приходился ему не сыном, а племянником. В условия сделки, позволившей ему обеспе­чить верность дружины — четырехсот воинов, — входило и то, что его сыновья не будут претендовать на престол.

В подобном уговоре не было ничего необычного — северяне не имели такой традиции, чтобы старший сын или вообще сын конун­га немедленно наследовал власть после смерти родителя, однако Олег был человеком современным. Он понимал, насколько полез­но заранее выбрать наследника, чтобы права этого наследника на престол никто не оспаривал. Причем на Игоря точно никогда не обрушится гнев богов, который они приберегают специально для отцеубийц. Он с большим терпением станет дожидаться, пока умрет нынешний князь. Игорю сейчас было шесть лет. Лет через десять, а то и всего через шесть, он захочет получить свое наследство. А Олег был единственным правителем, спасибо славянам. Они пом­нили его отца Рюрика, поэтому вернули ему престол. Игорь, сын его покойного брата, привел из Скании столько же воинов, сколь­ко Олег, и дяди мальчика вынудили Олега поклясться, что Игорь будет его единственным наследником[10].

Олег дотронулся до меча, вспоминая, какие слова каждый раз говорил своим сыновьям при их рождении. Он вкладывал меч в их младенческие ладошки и повторял: «Я завещаю тебе только то бо­гатство, которое ты добудешь сам этим мечом». Предполагалось, что это просто формальность, обряд, который должен добавить мальчику уверенности в себе. Однако Олег и сам начинал с пусто­го места, поэтому надеялся передать сыновьям несколько больше.

И у правителя имелись кое-какие планы. Города на юге и на вос­токе, Новгород и Киев, были небольшими, и нравы там царили до­вольно дикие. Он собирался захватить их и поручить Игорю пра­вить ими. Сначала он провозгласит своей столицей Новгород, а когда будет готов нанести удар по Киеву, то объявит, что настало время переезжать туда. Игорь тем временем может гонять безум­ных печенегов и отбивать нашествия греков из Миклагарда. Когда у мальчишки ничего не получится — а у него не получится, — его авторитет будет безвозвратно подорван и Олег сможет вмешаться с одобрения родичей самого Игоря. Не исключено, что Игорь даже погибнет, отражая набеги сумасшедших южан.

Олег не нарушит своей клятвы оберегать и воспитывать маль­чика, он исполнит обещание, поручив ему работу правителя, когда тому не сравняется и восьми.

— Княже...

Это пришел воин из дружины, невысокий жилистый человек, который по случаю празднества был в полном доспехе, даже с коль­чужным койфом, который закрывал всю голову и лицо, оставляя только глаза. Поверх койфа он надел круглый, украшенный золо­том шлем, на боку у него висел прекрасный меч.

— Да, друг.

Так по традиции князь славян обращался к своим воинам, и се­веряне быстро переняли этот обычай.

— Жрица просит принять ее.

— Зачем это?

— Ты много пожертвовал. Ты добрый друг волков, ведь ты при­готовил им такое угощение. Жрица Сварога, бога небес, хочет от­благодарить тебя.

Олег поморщился. Мысль о том, чтобы заняться с этой женщи­ной любовью, его не прельщала, хотя он знал, что это, возможно, по­требуется. У славян было множество обрядов для правителей, до­вольно приятных, когда дело касалось лишения невинности дев во имя плодородия земли, но все-таки переходящих границы, когда тре­бовалось лечь с древней, грязной и безумной жрицей Сварога.

— Она хочет даровать тебе пророчество.

Олег засмеялся.

— Надеюсь, для этого не придется снимать штаны.

— Полагаю, что не придется, господин. Тебе надо просто спу­ститься к их оракулу.

— Что ж, хорошо, наверное, наше жертвоприношение станет за­логом доброго предсказания. Эта ведьма должна быть безумно бла­годарна за то, что я дал.

То место он запомнил до конца своих дней: темноту в хижине, жар близкого очага, удушливый дым от трав, которые жрица бро­сала в огонь: они источали невыносимую вонь. Он так и не смог по­нять, привиделось ему или нет, что в хижину принесли повешен­ных рабов и усадили рядом с ним в маленькой комнате.

Жрица сказала только, что Сварог — бог со сложным характе­ром, повелитель свежего воздуха и солнечного света, но еще и хра­нитель солнца в подземном мире, куда оно опускается на ночь. Сварогу были ведомы места под землей, царства темных богов, и именно к темной его стороне она взывала, надеясь получить про­рочество.

Она бросила в огонь свои травы, пробормотала заклинания и от­крыла оракул — чурбан, на котором было словно детской рукой вы­резано примитивное изображение лица.

Мысли князя начали разбредаться. Когда он снова пришел в се­бя, конечности его окаменели, а телу было невыносимо жарко. Во­круг него сидели покойники, их головы казались черными и разду­тыми в отблесках пламени обжигающего очага ведьмы. Дом сам превратился в очаг, и Олегу хотелось встать и уйти, однако в его ин­тересах было услышать благоприятное пророчество.

Он понятия не имел, что обряд окажется таким утомительным. Он-то думал, что просто войдет, услышит от жрицы добрые слова и выйдет. Ничего подобного. Он должен участвовать в обряде, он дол­жен стать той дверью, через которую войдет магия, — так сказала ему ведьма. А для того, чтобы стать этой дверью, требуется помучиться.

В огонь кинули еще дров, еще трав. Олег пытался сказать, что достаточно помучился, что правителям принято повиноваться, а не терзать их, но дым от трав словно лишил его дара речи. Так есть ли в доме висельники? В один миг казалось, что они тут, в следующий их уже не было. Олег был воином, человеком, который полагается на простые факты. И его сильно тревожило то, что покойники не здесь, но в то же время нельзя сказать, что здесь их нет. Висельни­ки как будто обвиняли его в чем-то, их выпученные глаза были на­литы кровью. И, что самое странное, ему это было небезразлично. Он ощущал сожаление, хотя понятия не имел почему. Он заплатил за них — их жизни принадлежали ему. Никто на свете не сказал бы, что он поступил плохо, убив их.