Книга Соперницы - Ольга Карпович

Столько лет она сталкивалась с ним чуть ли не ежедневно; она видела его на премьерах в театре — в идеально сидящем темно-сером костюме, под руку с блистательной женой, дома — лохматого и полусонного, приходящего в себя после очередной ночной попойки, за работой — встрепанного, с перепачканными краской пальцами и покрасневшими от напряжения глазами, на пляже — золотисто-обнаженного, с играющими под смуглой кожей мышцами. Ей столько раз приходилось наблюдать за их со Светланой играми — они никогда не отличались стыдливостью, — что она точно знала, как темнеют от возбуждения его зеленоватые глаза, как он дышит, часто и прерывисто, обнимая любимую женщину, как над его верхней губой выступают мелкие капельки пота. Да что там, казалось, она узнала вкус его губ раньше, чем он впервые поцеловал ее.

Она словно бы никогда и не строила планов, как заполучить его. Он просто с самого начала казался ей своим и, когда все между ними наконец произошло, испытала не эйфорию победы, а лишь спокойное удовлетворение, как будто вернула себе свою же собственность. В конце концов, они столько раз изображали жениха и невесту перед старшими Полетаевыми, прежде чем Светка решилась-таки признаться, что случившееся вовсе не казалось таким уж невозможным.

Для себя она определила произошедшее так: Женя просто был ослеплен фальшивым блеском Светланы, но в конце концов прозрел, раскусил ее подлую, эгоистичную, предательскую натуру и понял, кто из подруг и в самом деле заслуживает любви. И как бы ни складывались их отношения все эти годы, Наталья ни секунды не собиралась возвращать отвоеванное. Плохой или хороший, богатый или бедный, Женя являлся ее собственностью, с которой она не собиралась расставаться.

Наталья вошла в каюту, чертыхнулась, не сразу нащупав выключатель. Вспыхнувшая тусклая лампочка осветила пустую, застеленную казенным одеялом койку. Мужа в комнате не было.

Она несколько секунд тупо смотрела на незанятое спальное место, а затем хлопотливо заметалась, не зная, что делать. Ушел! Бросил! Сбежал к той? Что же теперь?

Задыхаясь, судорожно хватаясь за грудь, выскочила из каюты, бросилась куда-то по темным узким коридорам.

Одна? Теперь навсегда одна? И никого рядом?

Перед глазами вспыхивали мучительные картины — Женя, счастливый, улыбающийся, обнимает Светлану, и та склоняет ему на грудь величественную голову победительницы. Сейчас! Сию минуту! Они вместе… Больно! Невыносимо! За что? Неужели это возмездие за тот день, когда она, смеясь, каталась по мягкой супружеской кровати, а Светлана со свистом глотала воздух, судорожно хватаясь за отвороты пушистой шубы?

Где-то впереди скрипнула, открываясь, дверь. Наталья, тяжело дыша, привалилась спиной к стене, почти неразличимая в сумраке южной ночи, боясь только, что грохот колотящегося в голове сердца выдаст ее.

Одна из кают приоткрылась, и в коридор, вжимая голову в плечи, выкатился Баренцев. Дверь еще не успела захлопнуться за ним, как из темноты с победным индейским кличем выпрыгнула Нина и, ловко ввернувшись в дверной проем, за волосы вытащила в коридор Анжелу.

— Ах ты, проститутка поганая! Я тебе покажу, сучка блудливая, я живого места от тебя не оставлю! — верещала оскорбленная супруга.

Анжела выла и отбивалась. Баренцев, кряхтя, как испуганный индюк, метался между обеими своими дамами. Анжеле удалось все-таки вырвать из цепких лап женщины-бульдога свою все еще роскошную, хотя и изрядно потрепанную гриву, и она, гаркнув на прощание: «Истеричка!», укрылась за дверью каюты. Нина бушевала еще несколько минут, молотила по двери ногами, пыталась высадить стекло сумочкой, затем, убедившись в бесполезности своих действий, переключила гнев на супруга, изловчившись, ухватила неверного за ухо и поволокла согнувшегося в три погибели и подвывающего от боли депутата в семейное гнездо.

Взмокшая от пота кофточка Натальи почти прилипла к стене. Бежать было некуда. Да, они там, в комфортабельном многокомнатном люксе. Он целует ее и шепчет нежные слова, те, которых она давно уже от него не слышала. Да и слышала ли когда-либо… Но что можно сделать? Схватить его за шиворот и уволочь, как супруга депутата Баренцева?

Медленно ступая отяжелевшими ногами, Наталья вышла на палубу, привалилась к перилам и некоторое время стояла, жадно глотая воздух, тупо глядя в черную бурлящую внизу воду. Где-то вдалеке раздался отчаянный пронзительный крик, словно вместе с ней оплакивающий ее несчастье. Наталья дернулась и тут же поняла: это чайка кричит низко над водой.

* * *

Где-то за окном тревожно крикнула чайка. Вдалеке отозвался низкий густой гудок встречного теплохода. Теплая темнота покачивалась в каюте.

Светлана лежала навзничь, боясь шевельнуться, поднять голову, чтобы неосторожным движением не разрушить снизошедший на мир покой. Черт возьми, прожить тысячу жизней, множество раз умирать и рождаться заново, менять имена и места жительства только для того, чтобы убедиться в финале, что нигде не будет так спокойно и легко, как под рукой того, первого, навсегда вошедшего в твою жизнь мужчины.

В темноте она едва различала его рядом с собой. Чуть белело рядом плечо, на смятой подушке покоилась откинутая голова, заглянувший в иллюминатор месяц высветил тонкий аристократический профиль, скользнул по высокой скуле, тронул губы.

«Как я любила когда-то этот надменный горделивый вид на людях, непоколебимую уверенность, что лучше него только боги, и эту пронизывающую беззащитность, видимую только мне. Как хотелось дотронуться до его лица, как хотелось слышать его запах, говорить с ним, смотреть на него снизу вверх, ни в коем случае не снисходительно, и принимать за истину в высшей инстанции все, что он мне скажет. Как хотелось мне смотреть в его глаза и быть не певицей, не артисткой, не главной надеждой Большого, а обыкновенной любящей женщиной, женой, матерью его детей».

Евгений, едва различимый в темноте, шевельнулся, щелкнул выключателем. В изголовье кровати зажглось хрустальное бра. Стефания прикрыла глаза рукой от яркого света, посмотрела на него сквозь пальцы. Все такой же тонкий и гибкий, сидит, подобравшись, обхватив длинными руками собственное колено, уткнувшись в него острым подбородком, — лесной фавн на отдыхе. Только волосы наполовину седые. Взгляд ее, опустившись ниже, словно споткнулся о темный шрам на левой стороне грудной клетки.

И все ее существо наполнилось вдруг тупой, выматывающей, разрывающей нутро болью. Светлана потянулась к нему, ткнулась лбом в грудь и прошептала почти беззвучно:

— Прости…

— За что? — он сжал руками ее покорную покаянную голову.

— Понимаешь, — заговорила она быстро, не поднимая глаз, — моя беда в том, что я всегда необыкновенно много лгала. С самого детства. И в конце концов разучилась отличать правду от вымысла. И если вдруг так случалось, что мое вранье принимали за чистую монету, я, словно в отместку, принималась выламываться еще изощреннее. Меня называли зазнавшейся выскочкой, хладнокровной интриганкой, избалованной звездулькой — без чувств, без привязанностей, а я соглашалась и изо всех сил старалась оправдать свою репутацию. И в конце концов мне поверили уже все, даже самые близкие, даже ты. Я запуталась, чудовищно запуталась тогда.