Книга Ангелофрения - Максим Хорсун

Магдалина отбросила двумя руками мокрые полы салопа, рывком села.

Зверь уже стоял рядом.

– На ваше счастье, хозяин приказал вернуть вас в Мемфис невредимой, – сказало чудовище голосом Мохана; по его морде струились ручьи светящейся крови. – Но мне ничего не мешает соврать, будто я оторвал вам голову, защищаясь.

– Долго же ты искал, Мохан, – проговорила Магдалина. – Я уже начала опасаться, что с тебя сняли шкуру на подмосковной живодерне.

Зверь взмахнул передней лапой, словно собирался дать Магдалине пощечину.

Она вскинула руку. Перехватила лапу в том месте, где ее обвивал серебристый металл активного артефакта. Ладонь обожгло, но последующее ощущение прилива сил затмило боль.

«Особая энергия» словно ждала момента, когда выпадет шанс потянуться навстречу женским рукам, впитываясь в плоть, словно вода – в песок пустыни.

Магдалина поняла, что артефакты Мохана наполняют ее «особой энергией». Причем не было необходимости прилагать какие-то усилия. С такой же легкостью и удовольствием Магдалина, бывало, выпивала через соломинку ледяной коктейль в кафе на набережной Нила.

Для Мохана происходящее стало еще большей неожиданностью. Зверь отпрянул, присел на задние лапы. Угрожающее свечение, лившееся из его глаз, померкло, сменилось лихорадочным, болезненным блеском. А Магдалина потянулась к зверю свободной рукой, без страха обожгла пальцы и ладонь о второй артефакт. И вновь «особая энергия» устремилась потоком, наполняя Магдалину силой.

Мохан заскулил, неразборчиво запричитал, точно юродивый, а затем рванулся к Магдалине в отчаянной попытке вцепиться зубами в горло.

И тогда Магдалина позволила энергии, которая, подобно метафорической часовой пружине, скручивалась внутри нее тугими петлями, высвободиться. В один миг, с взрывом, с магниевой вспышкой, превратившей ночь в солнечный полдень.

Сначала – свет, потом – языки пламени. Упругий поток взрывной волны и жалобный дребезг оконных стекол.

Зверя швырнуло через улицу, точно пушечное ядро. Он пробил оказавшийся на пути забор – на мостовую с грохотом посыпались поломанные доски – и врезался в бревенчатую стену лавки скобяных изделий. Вокруг вспыхнул огонь, словно Мохан был начинен пироксилином. Потянуло горьким дымом с запахом горелой плоти.

Магдалина поднялась на ноги. Подхватила торчащий из снега револьвер, взвела курок. Пошла навстречу пламени, не обращая внимания на то, что за ее спиной хлопают оконные рамы и кричат взбудораженные люди.

Мохан выполз из огня. Вид его был еще ужаснее, чем прежде. Некогда черная, лоснящаяся шкура покрылась волдырями, вдоль бока протянулась рваная рана, в которой виднелась сахарная белизна ребер. Активные артефакты на его лапах оплавились и потемнели. На вибриссах висели куски гари.

– Госпожа… – просипел он. – Кто вы, госпожа?

Магдалина, едва справляясь с отвращением, глядела на обожженную, в бурых дорожках запекшейся крови, звериную морду.

– Зачем тебя послал Мосдей?

– Вернуть в Мемфис.

– Зачем все это, Мохан? – Магдалина услышала колокольный звон: на ближайшей каланче трезвонили о пожаре.

– Вы нужны Мосдею, – ответил зверь, ложась на живот. Из его ран струился зловонный дым.

Магдалина фыркнула.

– Это, конечно, очень мило. Но не слишком ли далеко зашли брачные игры господина Мосдея?

Мохан мотнул головой.

– Вы не понимаете. Мосдей намеревался уберечь вас.

– Что? – Магдалина нахмурилась: слишком уж громко и негодующе звучали голоса у нее за спиной. – Я действительно не понимаю…

– Увы, поздно, – Мохан пристроил голову на передние лапы. – В вас стало слишком много магии. Теперь – гори, Москва! И вам не спастись…

Изувеченный зверь выгнулся дугой, Магдалина отпрянула, подняла двумя руками револьвер. Артефакты вновь ожили, налились вишневым свечением, словно их только что вынули из кузнечного горна. Из раны на боку Мохана выпростались языки пламени. Огонь прошел волной по шкуре и в считаные мгновения охватил всего зверя. Магдалина попятилась; зверь пылал ярче и жарче, чем скобяная лавка и то, что осталось от забора. Этот огонь сердито гудел и стрелял во все стороны искрами.

А голоса гомонили, точно в исступлении. И гремели повсюду колокола, порождая какофонию.

Магдалину обежал, бормоча ругательства, коренастый человек в расстегнутом тулупе. На плече он нес коромысло, на котором раскачивались ведра, наполненные до краев водой.

Выпуская пар и клокоча кипятком в котле, подъехала первая пожарная машина. Пожарные, одетые в длинные шинели, высыпали на мостовую. Но глядели они почему-то не на то, как пылает скобяная лавка, и не на ее хозяина, заламывающего руки.

Они не взялись за топоры, не стали искать гидрант и разматывать рукава, они смотрели вверх. И все люди, собравшиеся на улице, тоже запрокинули головы. Их гомон напомнил Магдалине шум переполненного воздушного порта в Мемфисе.

Магдалина присоединилась к зевакам. Никто не обратил внимания на то, что ее одежда мокра и грязна и что в руке она сжимает старый револьвер.

Звезды исчезли, пропал хваленый месяц. Над Москвой раскинулась дымная мгла.

Куда ни кинь взор – повсюду из-за крыш домов лилось розоватое свечение.

Первая мысль была, что она как будто и не покидала Новое Царство. Вторая – что чудовищный вулкан вдруг переместился за тридевять земель следом за ней, дабы непременно обратить ее в пепел, а заодно и весь город.

Когда же густеющая мгла наполнилась кожистым шелестом нетопырьих крыльев, Магдалина поняла, что ее прежние догадки далеки от истины.

– Мы грядем! Мы грядем! – нараспев повторял Каин, вертясь перед Адамом и гримасничая.

Адам сидел с ногами на кровати, в окружении цветных карандашей и изрисованных листов писчей бумаги. Младший Эльвен глядел в окно, старательно делая вид, будто не видит и не слышит беснующегося Каина. Показное, нарочитое балагурство брата пугало Адама до озноба.

Магдалина ушла, причем давно. Оставила их в номере «Гранд-отеля». Под окнами – освещенная электрикой Манежная площадь; на столе засыхают недоеденные на ужин бисквиты и яблоки. В соседнем номере распевается оперный тенор из Испании.

Оставила. Ушла. Кузину теперь не понять: сама себе на уме. Только сверкают синим глаза, когда она преисполнена решимости. Или затягивает взгляд пасмурная поволока, если она грустит.

Собственно, а знали ли они ее когда-нибудь? Магдалина появилась в их доме, в считаные дни стала своей, потому что ни поступками, ни речами не отличалась от остальных взрослых. Но кем она была? И какое будущее ее ждет?..

– Я тебя запомнил! – Каин схватил Адама за бок, без жалости впился ногтями, заскрежетал зубами у самого уха.

Но Адам не ойкнул и не вздрогнул. Он продолжал смотреть в окно. Свет ночной Москвы сместился в горячую сторону. Налились краснотой кремлевские стены, точно их обагрила свежая кровь, уличные фонари превратились в злые зраки, высматривающие на тротуарах людей, которые еще не подозревали, что этой ночью за их жизни никто не даст ломаного гроша.