Книга Рембрандт должен умереть - Леонид Бершидский

16. Это не Рембрандт

Амстердам, 2012

В Амстердам Штарк летит без багажа: Софье он сказал, что собирается выйти за молоком. Только из аэропорта он отправил ей покаянную эсэмэску: «Прости, должен уехать на несколько дней. Пожалуйста, дождись меня». Ответа не последовало: видимо, Софья еще не решила, как трактовать его позорное бегство.

В Голландии Ивана ждет профессор Вирсинга. Интернетные изыскания быстро привели Штарка к нему: пожалуй, только другой голландец, глава Рембрандтовского исследовательского проекта Эрнст ван де Ветеринг, может считаться более авторитетным специалистом по Рембрандту. Главное светило Иван беспокоить не стал, рассудив, что дополнительная слава ему ни к чему, а значит, ван де Ветеринг вряд ли будет расположен участвовать в бостонской авантюре.

Арьян Вирсинга – тоже участник Рембрандтовского проекта, цель которого – раз и навсегда разобраться, какие из приписываемых мастеру картин написал он сам, а какие – его ученики и эпигоны. Профессор почти мгновенно откликнулся на письмо Ивана, будто только и ждал его. Намеки в письме незнакомого русского явно раззадорили искусствоведа, и он хотел было назначить встречу в тот же день, но Иван объяснил, что ему еще нужно купить билет и добраться до Амстердама.

Туда же должен прилететь Том Молинари со служебным паспортом Штарка. К счастью, в обычном паспорте у Ивана была открытая шенгенская виза, так что план начал реализовываться без задержек.

Молинари тоже изъявил желание повстречаться с профессором. «На этот раз или будем работать как партнеры, или я никуда не полечу», – предупредил сыщик Штарка. Тот ничего не имел против: в одиночку найти все ответы он и не рассчитывал, а других союзников у него не было.

В самолете Иван смотрит один из своих фирменных замедленных фильмов – про позавчерашний разговор с Софьей, только укрепивший его в намерении как следует разобраться в бостонской истории.

Когда прихожая штарковской квартиры утратила признаки подиума, Ирка, измученная шопингом и показом мод, укатила домой на такси (Штарк получил выговор от Татьяны за непедагогичное поведение). Иван уж и не помнил, когда в последний раз видел глянцевый журнал, так что оценить, насколько модно приоделись его дочь и – кто, новая жена? – он не мог. Только заметил, что Ирка явно стремилась подражать Софье, выбирая себе обновки. Вот как все просто, подумал он: полдня, и они уже подружки, и Ирка скорее прислушается теперь к Софьиным советам, чем к его собственным.

Софья в новом черном платье, зашнурованном по бокам, примеряла жемчужные серьги.

– Я всегда такие хотела, но никто мне не покупал, – говорит она Ивану, разглядывая себя в зеркало. – Ты собираешься украшать меня, как елку?

– Если ты разрешишь.

– Как настоящий русский банкир, да?

– Ну, такие серьги я представлял на тебе еще в Свердловске. А банкиром я, в общем, стал из-за тебя.

– Как это?

– Тот пленэр отбил у меня всякую охоту к живописи. Я хотел заняться чем-то совсем непохожим.

– Зря ты это. У тебя был свой стиль. Такой… беззащитный. Ну, Савину не нравилось, и что из этого?

– Савину не нравилось, а тебе нравился Савин. Мне этого тогда хватило.

– А мне было ужасно обидно, что ты исчез. Я же, дура, испытать тебя хотела. Оставаться с Савиным у меня и в мыслях не было. Потом измучила себя: как можно было так глупо и жестоко?

И снова Иван не мог ей поверить. Ему вспомнилось из Мериме: «Она лгала, сеньор, она всегда лгала».

– Ну, видишь, я тогда не выдержал испытания.

– Это я не выдержала, – ответила Софья.

– Если ты правда так жалеешь обо всем, что ж не искала меня раньше?

– Сначала даже не знала, как и где искать. У меня ведь даже адреса твоей мамы не было. А потом уговорила себя, что ты не будешь мне рад.

– Без особого труда уговорила.

– Ну зачем ты так? – Софья смотрела на него с мягкой укоризной. А он думал про краденые картины, белый фургон и шишку на темени Молинари, про которую тот обещал рассказать при встрече.

– Я слишком мало знаю о тебе, – сказал он ей. – Я люблю тебя, но совсем теперь тебя не знаю.

– Я хочу забыть все, что было до… ну, то есть между. А ты зачем-то все время хочешь в этом копаться. Ну что хорошего из этого может выйти?

– Доверие, – признается Иван.

– Ты мне не доверяешь?

– Я стараюсь.

Сняв новые серьги, Софья задумчиво положила их в чайное блюдце и вышла. Допивая свой чай, Иван слышал, как она умывается и ложится в постель. «Если говорить женщине правду, ничего хорошего из этого точно не выйдет, – думал он обиженно. – Но, наверное, она бы сказала то же самое про мужчин».

Когда он забрался к ней под одеяло, Софья молча обняла его, положила голову ему на плечо. Он тоже молчал.

Через два дня Штарк получил известие от Молинари, что посылка с паспортом дошла, и «отлучился в магазин».

…Досмотрев это «кино», Иван начинает готовиться к встрече с профессором Вирсингой. В айподе у него несколько статей голландца о Рембрандте, знание которых, хотя бы поверхностное, наверняка нужно, чтобы расположить к себе искусствоведа. У Штарка еще полтора часа до посадки, двадцать минут в поезде из аэропорта Схипхол до центрального вокзала и еще часа два до встречи с профессором. Интересно, успеет на нее Молинари?

В Амстердаме Штарк бывал много раз и легко ориентируется. Профессор назначил встречу в «Дворцовом кафе» на Палейсстраат, в паре минут ходьбы от здания, где размещаются гуманитарные факультеты Амстердамского университета. Это парадный центр города, район площади Дам. Иван даже знает это кафе – пил там знаменитый на всю округу мятный чай с имбирем. Его он и заказывает в ожидании Вирсинги. Молинари пока нет, но и добираться ему из Нью-Йорка подальше.

Профессора Иван узнает сразу, хотя никогда не видал. Львиная грива полуседых волос, круглые академические очочки, твидовый пиджак на сутулой фигуре, вельветовые брюки, в руке потерявший форму портфель с торчащими из него бумажками – так мог бы выглядеть университетский преподаватель в любом большом городе, даже в Москве. Вирсинга оглядывает зал кафе поверх голов, надеясь так же легко опознать среди посетителей русского. Иван поднимает руку, облегчая ему задачу. Вирсинга широко улыбается и протягивает руку, еще не дойдя до столика.

– Господин Штарк! Ни за что бы не догадался, что это вы, – говорит он, когда Иван размыкает слишком энергичное для него рукопожатие.

– А я вас сразу узнал.

– Карикатурный профессор, да, это я, – смеется голландец. – А вы совсем не похожи на карикатурного русского. И фамилия у вас немецкая, верно?

– Да, я с Южного Урала, там живет много немцев. Или, скорее, раньше жили.

– Эмигрировали?