Книга Убийства единорога - Джон Диксон Карр

— Он все еще считает вас убийцей, сынок, — пробормотал Г. М., — хотя уже не так в этом уверен. Идите с Эвелин наверх и играйте в карты со стариной Огюстом, а я продолжу расследование.

После того как меня обыскали, Эвелин и я, пытаясь сохранять достоинство, направились в сопровождении Огюста к двери. Остальные не произнесли ни слова, так как не знали, что сказать, но, когда дверь за нами закрылась, мы услышали голоса. Эвелин склонилась ко мне.

— Ты выглядишь ошеломленным, — шепнула она. — Я все думаю — что, если настоящий Драммонд появится здесь со своими копами?..

— Ш-ш! Берегись Огюста.

— Хорошо, но в том, что ты выглядишь ошеломленным, нет никакой тайны.

— Остальным, похоже, так не кажется, — не без раздражения отозвался я.

Глава 17 ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕРНОГО ЧЕМОДАНА

Огюст распахнул дверь моей спальни и подал нам знак войти. Огонь в камине погас, но лампы еще ярко горели, так что, несмотря на мрачные зеленые портьеры, можно было представить себе тюремную камеру и похуже. Эвелин опустилась на стул и попросила сигарету. Огюст подскочил к ней, достав пачку из кармана брюк.

— Разогнитесь, Огюст, — строго сказала ему Эвелин по-французски. — Теперь вам незачем изображать дворецкого. Вы детектив-сержант Аллен из Сюрте. Скажите положа руку на сердце: вы действительно думаете, что этот человек — Фламанд?

Огюст разогнулся и с усмешкой хлопнул себя по бедру, потом задумался, прищурившись на кончики усов, как на ружейный прицел.

— Откровенно говоря, мадемуазель, не знаю. Иногда я думаю, что да, а иногда — что он просто чокнутый англичанин. Но друзья поддерживают его — особенно вы. — Улыбнувшись, он добавил с галльским простодушием: — Он ваш amant,[40]не так ли? Это бросается в глаза.

— Если это так легко бросается в глаза, — сказал я, — некоторые люди оказались достаточно глупы, чтобы не поддаваться всеобщему мнению. Вы шпионите за нами, Огюст? Все, что мы скажем, будет использовано против нас?

Огюст задумался.

— В зависимости от обстоятельств, месье. Мне поручили наблюдать за вами. Конечно, если вы ничего не скажете… — Он поколебался. — Могу предположить одно. Если вы Фламанд, то тоже могли бы разогнуться. Вам незачем так скверно говорить на вашем родном языке, месье.

Удар был не в бровь, а в глаз.

— Это приводит нас к вопросу, — задумчиво промолвила Эвелин, — должен ли ты продолжать притворяться Фламандом, Кен? По-моему, нет. С твоим акцентом ты никогда не сможешь делать это убедительно.

— Ладно. Под таким сильным давлением признаю, что я не Фламанд. Поэтому я собираюсь задать сержанту Аллену несколько вопросов. Послушайте, старина, вы можете поклясться, что действительно нашли коричневый чемодан в этой комнате?

— Конечно! Он был здесь — в изножье кровати. Там, где я оставил черный чемодан!

— Вы достали его из багажника машины мисс Чейн и принесли сюда?

— Вообще-то в комнату я его не приносил. Багаж распределяли Луи и Жозеф.

— А вы обращаете внимание, к примеру, на отпечатки пальцев? Вы нашли мои отпечатки на чемодане с двойным дном или на «гуманном убийце»?

Огюст засмеялся:

— Шеф не уделяет особого внимания таким мелочам, месье. Он говорит, что они устарели и психологически не важны. Если где-то находят какие-то отпечатки, можно не сомневаться, что их оставил не тот, кто нам нужен. В любом случае там не было никаких отпечатков. По-вашему, Фламанд оставил бы их? Он нанес бы на пальцы жидкую резину.

— Нанес бы на пальцы жидкую резину, чтобы достать зубную щетку из своего чемодана?

Огюст снова усмехнулся:

— Если вы не Фламанд, то вы слишком простодушны. Существует прозрачная разновидность жидкой резины, которую можно нанести на кончики пальцев незаметно. Во время операции Фламанд делает так постоянно, поэтому не оставляет отпечатков… — Он нахмурился. — Прошу прощения, но мне не разрешено отвечать на вопросы.

— Ну-ну, Огюст! Сядьте поудобнее, закурите сигарету, и давайте выпьем… Потяните этот шнур звонка, и посмотрим, удастся ли нам что-нибудь раздобыть.

По поведению Огюста было очевидно, что он далеко не убежден в моей вине. Поколебавшись, Огюст сунул пистолет в карман, дернул шнур и сел со вздохом облегчения.

— Значит, вы допускаете, — продолжал я, — что с багажом могла произойти ошибка?

Он пожал плечами:

— Вы должны убедить шефа, месье, а не меня. Кроме того, какая ошибка? Разве мы совершили ошибку?

— О да. Помните, что портфель самозванца, именовавшего себя Гаске, таинственно исчез? Вижу, что помните. Его нашли?

— Нет. Это правда, — согласился Огюст, снова прищурясь на кончики усов. — Но это не делает черный чемодан коричневым, а коричневый черным. Фальшивый Гаске доставил нам — я имею в виду шефу — много хлопот! Конечно, мы думали, что он Фламанд. Вот почему я наблюдал за его окнами, а шеф — за его дверью. Мы хотели посмотреть, что он намерен делать, а потом — voila![41]— Огюст сжал кулак. — Когда его убили, шеф расстроился. Фламанда надо было искать снова. Поэтому, когда вы ужинали, он приказал мне обыскать все комнаты, кроме комнат доктора Эбера, в котором он уверен, и двух англичан, которых называют «сэр».

Мыс Эвелин сразу же обратили внимание на одну деталь этого монолога.

Эвелин выпрямилась:

— Значит, д'Андрье, или Гаске, наблюдал за дверью этого человека перед убийством? Откуда?

— Ну… — Огюст задумался. — Полагаю, из средней двери своих комнат в конце галереи, мадемуазель.

— И следовательно, он мог видеть всю галерею, пока не погас свет?

— Понимаете, я всего лишь подчиненный… — пробормотал Огюст.

Эвелин возбужденно повернулась ко мне, забыв о французе:

— Одна вещь мне с самого начала казалась странной, Кен. Когда Гаске обвинил тебя, он не упомянул одно обстоятельство, которое раньше интересовало всех. Кто выключил свет на втором этаже рубильником в бельевой? Если Гаске думал, что ты убийца, он должен был считать, что и свет выключил ты. У тебя была возможность это сделать? Я знаю, что ты этого не делал, так как была с тобой в этой комнате, но есть какое-нибудь доказательство?

— Да. Фаулер утверждает, что видел бы любого, идущего к бельевой, если он шел с этого конца галереи. Он говорит, что никто туда не проходил.

— Верно. Теперь подумай. Самозванец заявляет, что он Гаске, когда его загнали в угол. Настоящий Гаске, или д'Андрье, знает, что это не так. Естественно, он стал наблюдать за его дверью, как Огюст наблюдал за окном, и должен был четко видеть галерею. Гаске должен был видеть, кто проскользнул в бельевую и выключил свет… Почему же он не сказал об этом?