Книга Между долгом и честью - Алиса Волкова

смог бы сказать, — Дрейк поцеловал его и толкнул в сторону кресла, намекая, что поцелуями он ограничиваться не собирается.

Рикас хотел было возразить что-то насчет спальни и более удобного места, но порой спорить с Дрейком совершенно бесполезно.

* * *

— Пока все идет по плану, но ты сам понимаешь, что Николасу знать об этом совершенно не обязательно?

Алеф всматривался в чашу с прозрачной жидкостью, пытаясь разглядеть знакомые черты лица, но рябь оказалась слишком сильной, поэтому все черты смазывались, оставляя Алефу самому додумывать такой приятный и близкий его сердцу образ.

— Сказать, что младший Вайт уже практически поправился или наоборот, что его выздоровление под большим вопросом?

— Конечно, второе, Алеф. Николас должен сомневаться в том, что я справлюсь. Он должен начать действовать более активно.

— Чтобы мы могли его устранить?

— Чтобы иметь возможность использовать его так, как нужно нам, мой милый Алеф, — собеседница рассмеялась, — я могу рассчитывать на тебя?

— Конечно! Я сделаю для вас все.

Жидкость перестала рябить, а все, что оставалось Алефу, лишь перебирать в памяти самые прекрасные и счастливые часы в его жизни. Он любил Госпожу и был готов пойти ради нее на все, абсолютно на все.

— Алеф. — Голос Николаса вырвал из мечтаний.

— Я уже иду! — крикнул он и направился к двери.

Пусть это претит, но пока он собирается играть роль идеального ученика.

Всего лишь фигуры

Джеймс шел по коридорам замка Рикаса и размышлял, как эльфийки, такие хрупкие на вид, столь легко управляются с подносом, да еще и носить его умудряются в одной руке. Он, рыцарь Анталийского королевства, воевавший не в одном сражении, принимавший участие в десятках турниров, еле тащил злосчастный поднос двумя руками, при этом идти еще приходилось очень медленно, чтобы не расплескать суп и вино. Нет, в слугах один из лучших рыцарей Анталии долго бы не продержался точно. Но он поставил себе цель приготовить и принести Андриэлю обед, а рыцаря, настроенного что-то сделать, не мог остановить какой-то злосчастный серебряный поднос. О четырех ожогах, полученных во время приготовления супа, Джеймс собирался умолчать. Неважно, какими жертвами повержен враг. Главное — победа, а способы ее достижения не касаются никого, кроме рыцаря.

Но каким бы боевым ни оставался настрой Джеймса Олдри, стоило заметить открытую дверь в покои Андриэля, он испытал облегчение. Великой схватки с дверью суп мог бы и не пережить. Впрочем, облегчение было секундным, потому что на смену ему сразу пришло беспокойство. Джеймс закрыл дверь за собой — мысли о покушении, либо о похищении Андриэля, запрыгали в голове Джеймса, заставляя прибавить шагу. Но, судя по всему, сноровка все-таки какая-никакая у него была, и за длинный и тяжелый путь от кухни до третьего этажа суп все-таки не расплескался. А когда Джеймс оказался в дверном проеме и увидел, что Андриэль стоит и смотрит в окно, то не заметил, как облегченно выдохнул. Он поставил поднос на стол, вышел в коридор, чтобы осмотреться по сторонам, а после зашел в покои и плотно закрыл за собой дверь.

— Андри, Мэдисон запретила тебе вставать. Ты еще слишком слаб. — Джеймс подошел к Андриэлю и постарался говорить как можно мягче.

В последние дни тот сам на себя не походил. Почти не разговаривал, много читал книги, принесенные Рикасом, мало напоминал заносчивого и самоуверенного парня, с которым так приятно было флиртовать. Зато о таком Андриэле хотелось заботиться. Вот и сейчас хотелось обнять за плечи, отвести в кровать, укрыть теплым одеялом, ведь Андриэль постоянно мерз, стоило случайно прикоснуться к нему, как тут же хотелось отдернуть руку, — такой ледяной была кожа. А он еще удумал стоять на полу босыми ногами, пусть и на пушистом ковре, но все же. И в одной ночной рубахе.

— Рикас сказал точно так же, — не поворачивая головы, произнес Андриэль. — Огненные цветы. — Он кивнул на распускающиеся за окном ярко-оранжевые цветы. — Их очень много в саду. А еще — белых роз. Мама посадила их… Первые, когда пробудился дар Рикаса, а вторые в день пробуждения моего дара. Сказала, что они будут напоминать ей о нас, пока мы далеко. После этого я видел ее всего четыре раза. Всего четыре. — Андриэль опустил голову и обхватил себя руками за плечи, словно пытался согреться.

— Я знаю, как больно потерять кого-то. — Джеймс все-таки решился и положил руки на плечи Андриэля, накрыв его ледяные ладони. Тот вздрогнул, но попытки вырваться не предпринял.

— Я убил его. Не хотел, но убил. Может, они были правы… Я действительно монстр.

Джеймс не хотел уточнять, кто такие «они» — это казалось совершенно не важным. Нужно было переубедить Андриэля, а еще узнать, что именно он видел, пока оставался без сознания, что заставило его думать так.

— Он бы убил нас. Знаешь, скольких убил я?

— На войне, в бою, а не в переулке мирного города. Разве сам ты не боишься меня? — Андриэль развернулся и посмотрел Джеймсу в глаза. — Разве не думаешь о том, по собственной воле ты здесь или я тебя заставил?

Джеймс несколько секунд всматривался в лицо Андриэля. Тени под глазами, потухшие глаза, черные волосы, спадающие на глаза, подчеркивающие невероятную бледность. И взгляд потерянный, перепуганный, отчаянный. Джеймсу хотелось сказать тысячи слов, переубедить. Как вообще Андриэль мог думать о таком, после всего, через что они…

Он.

На этой мысли Джеймс осекся. Андриэль прошел через все один — там, в глубине сознания, в полной темноте. И Джеймс прошел через все один — здесь, сидя у постели Андриэля. И для него, Джеймса, все это было по-настоящему, для Андри же — нет. И об это «нет» разбились все слова, все доводы, которые он мог бы привести. И поэтому Джеймс решился на отчаянный и, по его мнению, безумный шаг — он поцеловал Андриэля. В этот момент он рассчитывал на что угодно: удар по лицу был бы самым благоприятным исходом, быть расплющенным об стену всплеском магии Андриэля — самым жутким, но и самым ожидаемым. Однако Андриэль замер лишь на секунду, а затем крепко обнял Джеймса и ответил на поцелуй.

— Я думал, что ты разобьешь мне нос, — прервав поцелуй, улыбнулся Джеймс. — Это доказало бы, что твоя магия в моем порыве неповинна.

— Но скорее всего… — Андриэль попытался вывернуться из объятий Джеймса, но он ему не позволил, крепче прижал к себе.

— Я не верю ни в одного бога, я никогда не ходил в храмы, только в детстве, когда заставляла мама. Но я