Книга Двое строптивых - Евгений Викторович Старшов

слыхал от нее грубого слова или приказа отстать.

Конечно, скажи она это вслух, он вряд ли бы ее послушал, но ее молчание только придавало ему уверенности в том, что его осадные действия все же имеют определенный успех. Назвала коварным? Что ж, Торнвилль решил быть даже таким, если это помогает приблизиться к цели.

Однако портрет ее не пронял. И тогда Лео начал посылать ей любовные стихи, которые, хотя в целом и не любил, но, надо отдать должное, кропал сам и делал это лучше, чем можно было ожидать. Сказалось дядино обучение и любовь к угасшей греко-римской культуре.

Торнвилль не напрашивался на комплименты, но один раз Элен сама похвалила его, даже не выказав недовольства сравнением с роковой гречанкой Еленой, которое встретилось в стихе.

Это произведение выглядело примерно так:

Медновласой Елене хвалу я пою,

Ее ты прими благосклонно, и пусть

Взликует твой дух, услыша творенье мое.

Да ничей злой язык не посмеет

Хулу возвести на достойную Львицу,

Чья любовь велика и безбрежна

Как волшебное синее море.

Тела ж такую красу уж нечасто

Встретить возможно в мире земном…

Так подобает воспеть вдохновенно

Твою красоту и души доброту,

Хоть и скуден язык человеков,

Чтоб сей цели святой и великой

Смог он достичь в полной мере.

В сравненье с тобой не дерзает

Пойти ничего в бренном сем мире.

Карих глаз глубина поглощает,

Соболиные брови изогнутым лукам подобны,

Пламенеют любовью уста,

Плоть святая горит вожделеньем,

Перси зноем пышат, поцелуя прохлады моля,

Налитые пылающей кровью —

Что дороже мне их в этом мире?

Не диво, что тезка твоя, Менелая супруга,

Столь многих героев красою своею

На игрища смерти подвигла —

О том нам подробно Гомер возвещает.

Но жаль, что тебя он не видел, однако:

Тогда б героиню свою обессмертил

Твоим бы он видом, но радостно мне,

Что не тенью античных времен

Ты встаешь предо мной, но живою,

Из плоти и крови Еленой.

Воспеть же тебя я получше Гомера смогу!

Лишенный ума красотою твоей,

Из души моей ран я елей источаю.

Коварным меня назвала ты когда-то —

Я это названье приемлю, но только скажу,

Что любви в том вина, и об этом ты знаешь.

Тебе написать я хотел бы еще,

Но внутренний глас мой вещает,

Что лучше умерить пыл страсти своей,

Чем предстать пред любимою нудным.

Побренчав на Овидия лире, ее отложу

И, целованье послав, распрощаюсь на время

С богиней своей, милою Львицей.

Знай, верен тебе твой лев,

И любовью по-прежнему пышет.

Торнвилль постоянно отлавливал свою Львицу на богослужениях, на улице, и всегда результат получался разный — то она, завидев его, исчезала в первой попавшейся торговой лавке, то соглашалась побеседовать.

Лео рассказывал ей о местах и древних городах, которые ему довелось поглядеть на Кипре и в турецком рабстве, а затем плавно переходил к теме любви. Элен слушала — и молчала. Главное, он никак не мог понять, что творится у нее в сердце. Если он ей нравится, почему она не отвечает ему взаимностью, порой избегает? Если не нравится, то почему не скажет прямо, позволяет ухаживать за собой?..

Бедолага Торнвилль! Сколько поколений воздыхателей до него бились над этими вопросами! А сколько поколений после него будут так же биться! К чему рассуждать об этом, когда все лучшее написано и сказано?! Один старик Шекспир чего стоит, или великий слепец Мильтон!..

Порой беспочвенная ревность обращала Торнвилля в кипящего страстями Отелло, порой он был изобретателен, словно Фальстаф, а порой — беспредельно нежен, как Ромео, или коварно злобен, словно Ричард Третий.

Как говорил мильтоновский Адам:

…скрепил

Я жребий свой с твоим, и приговор

Тождественный постигнет нас двоих.

И если смерть меня с тобой сплотит,

Она мне жизнью будет; столь сильна

Природы власть, влекущая меня

К тебе; ведь ты мое же естество,

Вся из меня возникла, вся моя,

Мы — нераздельны, мы — одно, мы — плоть

Единая, и Еву потерять —

Равно что самого себя утратить!..

…а ежели Господь создаст

Вторую Еву и ребром вторым

Я поступлюсь, — возлюбленной утрата

Неугасимо будет сердце жечь!

Нет, нет! Я чувствую, меня влекут

Природы узы; ты — от плоти плоть,

От кости кость моя, и наш удел

Нерасторжим — в блаженстве и в беде! [33]

В тяжких раздумьях тянулись долгие дни и особенно ночи, перемежаемые нудной службой. Торнвилль стал меньше бывать в тавернах, все чаще мысленно беседуя с возлюбленной, глядя на ее портрет, помещенный в его скромных покоях в "оберже". Джарвис по поводу любовных томлений Лео как-то скептически высказался сэру Грину в духе того, что, мол, скоро и этот, как Пламптон, дойдет до ревностного самобичевания вместо того, чтобы, как и подобает мужчине… в общем, ясно.

А у Лео все сильнее зрела мысль о том, что, возможно, Элен ожидает его предложения о замужестве. Как еще можно объяснить эту ее непоследовательность? Казалось, ответ найден, остальное, как всегда, просто.

11

Началась осень, принесшая Родосу мало радости. Было ясно, что на острове неурожай, который едва-едва могли бы компенсировать все усилия по закупке зерна, предпринятые весной и летом.

1 сентября 1478 года великий магистр принимал у себя главного мастера монетного двора, отца Доменико, и имел с ним разговор по поводу чеканки дуката по новому стандарту. Эта новость благодаря разного рода утечкам быстро разнеслась по острову и вызвала ряд неодобрительных пересудов — дескать, теперь жди обесценивания денег.

Этого действительно следовало ожидать, и начавшийся на острове голод только лишний раз подтвердил опасения бюргеров по поводу обесценивания. Тут хоть новый дукат чекань, хоть старый — все одно: если еды не купишь, деньги резко обесцениваются. Подкаркивал и секретарь великого магистра Филельфус, вечный брюзга, а к нему прислушивались.

Поскольку хлеб стал в особом дефиците и по большим ценам, следовало что-то предпринять. Опять судорожные закупки и безрезультатные попытки искусственно сдержать цены. В сельских местностях стали переходить на