Книга Свет в окнах - Глеб Владимирович Липенский

Ну и не выдержал в конце концов Дидик. Выехал однажды в степь, распряг лошадь, стегнул легонько: «Ну, милая!» Увидев, что потрусил его мерин прямо к колхозному сараю, потихоньку пошел назад.

Не раз потом пришлось Алеше вспоминать Серого. У землекопов тачки тяжелые, а везут они их по доскам рысью. Грабарем был, так одной пары лаптей на месяц хватало, а в землекопы перешел — за три дня стал пару снашивать.

Наш автобус сильно тряхнуло на выбоине, и сосед сразу открыл глаза.

— Где мы? — спросил он, приглядываясь к мелькающим мимо перелескам.

— Спи, — сказал я, — еще до Коломны не доехали.

Но он стал рассматривать шагающие вдоль дороги опоры высоковольтной линии и окончательно проснулся.

— Плохо так отдыхать, — сказал он вдруг, видимо вслух продолжая свои мысли.

— Как? — поддержал я разговор.

— Ребята из деревни кто в город уехал, кто на центральной усадьбе. А тут дождь, слякоть. Две недели со старухами в дурака играл.

— Может, в шахматы? — спросил он после небольшой паузы и привстал, чтобы достать чемодан; но я отказался: что-то не хотелось думать.

— Здесь веселее живется? — спросил я у него.

— Еще бы. Ребят много, все свои. Полтора года и работаем и живем вместе.

— А как заработок? — поинтересовался я.

— Не жалуюсь, — ответил парень.

— Хватает?

— Не так чтобы очень… мать же у меня, сестра в городе на курсах, ей подкидываю. Сам приоделся, — выставил он из-под широченных штанин носки желтых замшевых туфель, — лишних капиталов не водится.

— Что делаешь на стройке-то?

— В бригаде бетонщиков Макеева, — отрапортовал он.

— Это что же, самая передовая бригада?

— Бригада что надо, — заулыбался сосед.

Я тоже улыбнулся ему в ответ и задумался.

А затем стало и меня ко сну клонить, и сквозь дрему вновь представилась та далекая теперь ГРЭС в Бобриках, на которой работали мы с Алешкой. Вспомнилось, как давали по двести двадцать замесов в смену комсомольские бригады Богуша и Майданского. Как по ночам прибегали в бараки прорабы, десятники, с порога кричали: «Вагоны пришли, быстрей на разгрузку!» Как, не проснувшись еще по-настоящему и на ходу застегивая телогрейки, выбегали в морозную темь ребята и девушки.

— А вагоны вы не разгружаете? — спросил я у соседа.

— Еще не хватало, — возмутился он, — на то есть крановщики, стропальщики. Наше дело бетон класть.

— И никаких авралов?

— Был весной. На гидроузле. Вода прет, что ни день, то два метра прибывает, а в плотину нужно еще десять тысяч кубов бетона уложить.

— Успели?

— Погорел я на этом гидроузле, — сказал он с горечью.

— Что так?

— Бригадир шумит: «Быстрей, не до красоты», и сам знаю, что мою работу только рыбы увидят, а вот привык, чтобы все путем. Рука сама бетон ровняет. Около меня самосвалы и простаивали. Тут еще Галька Сметанина, комсорг наш, раскипятилась, говорит: «Нарочно выламывается».

— И чем все кончилось?

— Коэффициент 0,8 в тот месяц вывели. Как для филонов.

Позже, беседуя с секретарем комитета комсомола строительства, я узнал, что в бригаде Макеева ребята установили свой порядок распределения зарплаты. Не все ведь одинаково работают. Один посмекалистее, другой — без толку суетится. Вот и ввели они систему коэффициентов — от 0,8 до 1,3. Распределял заработок совет бригады. В него входили бригадир, звеньевые, профорг, комсорг.

— Потом-то у тебя дело наладилось? — спросил я у погрустневшего соседа.

— Спрашиваете, — широко улыбнулся он, — потом-то мы на фундамент первой машины перешли, там-то уж я развернулся.

— А на монтаж переходить не собираешься? — поинтересовался я.

— Десятый надо кончить, с девятью классами не возьмут.

Помню, когда в цехах Бобриковской ГРЭС начали монтаж котлов и турбин, Алешке Дидику предложили учиться на кочегара.

«Малограмотный я», — отмахивался Алексей, а самому страсть как хотелось стать специалистом. Думал, думал и согласился.

В пять часов утра стал приходить Дидик на станцию. Долговязый и не очень ловкий, влезал он в топку, взбирался на дымососную, потом часами стоял у щитка с приборами. А дома корпел над инструкциями и схемами. В мае 1934-го сдал экзамен.

Вначале его поставили водосмотром. Водосмотр помещался на самом верху, на огороженной перилами металлической площадке. Когда Дидик садился на табурет, то прямо перед его глазами находилось водомерное стекло. Посредине стеклянной трубки виднелся колеблющийся столбик воды.

Смотреть нужно было неотрывно. Если вздремнешь, то вода уйдет. Трубы котла обнажатся, перегорят. Рванувшиеся вверх клубы пара могут сварить заживо.

Нельзя и перепитать котел. Капли воды могут попасть в турбину и разрушить ее.

Вначале, сидя один на площадке, Дидик чувствовал себя оторванным от мира, от товарищей. Постепенно одиночество перестало тяготить его. Если перегнуться через ограждение, видно, как далеко внизу беспокойно бегают люди, машут руками, кричат что-то друг другу на ухо. Иногда наверх к Дидику забегали кочегар, теплотехник. Спрашивали о чем-нибудь кратко и отрывисто и снова сбегали вниз по железным стремянкам.

Угнетала жара. Порою она была нестерпима. Тогда Алексей вынимал платок, опускал его в ведро с водой и прикладывал к разгоряченному лицу.

Случались дни, когда где-то под собой Дидик слышал глухие взрывы. Под самую крышу взметалась искрящаяся угольная пыль. Бежать некуда. Да и нельзя: при авариях начинал беспокойно метаться за водомерным стеклом прозрачный столбик. И Алексей, вращая штурвал, то добавлял, то убавлял приток воды в барабан котла.

Тем временем готовились к пуску следующие котлы. Кочегаром на один из них поставили Алексея Дидика.

Давно уже нет на электростанциях ни кочегаров, ни водосмотров. Уровень воды в барабанах регулируют автоматы, а машинисты блоков следят за работой сразу и котлов и турбин, сидя в удобном кресле на щите управления. Тихо, светло. Перед глазами не стеклянная трубка в медной оправе, а светящийся щит с