Книга Отрочество - Сергей Валентинович Хабаров

не увижу.

Теперь уже Фаби взволнованно смотрела в их сторону. Стронг тоже почувствовал, что что-то не то, прекратил свою возню с детьми и обратил всё своё внимание на Фаби.

«Если она скомандует: «Фас», — то мне хана», — подумал Шакал. На всякий случай Шакал пощупал кольт под бушлатом.

— Спокойно, Дидьен, — Шакал опустился на одно колено, прихватил Дидьена за плечи и помог ему встать, — Я ничего никому не скажу.

Дидьен выдохнул.

— Но только вы со Стронгом кое-что для меня сделаете.

Фаби

Глава 127 ок

В компании с Дидьеном и Стронгом Шакал приобрёл в ближайшей слесарной сварочный аппарат. Стронг носил тяжеленные баллоны с ацетиленом и кислородом, как школьница-первогодка — ранец. Легко, беззаботно и с дурацкой улыбкой, не понимая, что всё это теперь затянется на 10 лет. Кстати, в Геранске была четырёхлетняя школьная система среднего образования, а потом уже начинались специализированные школы, где обучали профессиям. Делов у Шакала было громадьё, но он всё сбрасывал на своего заместителя Бема. Никто его не назначал, но, как самый старый и опытный, он был вынужден взять главенство над отрядом. Назвался груздем, тяни дальше лямку и не оглядывайся на начальство, оно тебе зарплату не прибавит. Спустя какое-то время вернулся и Кул. На спине у него болтался громадный мешок с продуктами, а под глазом наливался хороший фингал. Шакал скептически оглядел Кула.

— Я надеюсь, ты не с боем прорывался? Мне не нужен шум.

— Никак нет, герр. Конкуренты.

— Какие к чертям ещё конкуренты?

— Ну, там была группа воришек. Я с ними случайно столкнулся.

— Я надеюсь, ты их убил.

— Нет, вырубил и убежал.

Шакал приложил к лицу руку и вздохнул.

— То есть ты оставил свидетелей своего преступления живыми и на месте преступления без сознания. Ты понимаешь, что они могут тебя опознать?

— Это были всего лишь голодные подростки, ну не убивать же их за это.

— Будем надеяться, что они тебя не вспомнят.

— Не вспомнят, там темно было.

В первую очередь Шакалу нужны были продукты, а не сам Кул, но раз он теперь участвует в этом деле, то в случае неприятностей мог вывести следствие на Шакала.

«Если они тебя вспомнят, то ты труп, как бы мне не было жалко Алису,» — подумал Шакал.

— Герр Тёрнер, а что будем делать теперь?

— Ждать ночи.

Ждать полуночи они не стали, просто дождались, пока достаточно стемнеет. И захватив заранее заготовленные припасы, отправились в неизвестном направлении. На выходе из участка Шакал столкнулся с шефом, заработавшимся допоздна.

— Герр Тёрнер? Куда это вы такие красивые собрались? — поинтересовался шеф.

Шакал и его команда подельников отдали честь.

— Нарушать закон идём, — чистосердечно сказал Шакал.

— Опять? К завтрашнему утру хоть вернётесь? — хмыкнул Шеф, будто не происходило ничего подозрительного и всё было само собой разумеющимся.

— Исключено.

— Вы бы хоть предупредили, где хулиганить собираетесь, я бы там посты снял.

— Там они не ходят.

— Ну что ж, удачи в вашем незаконном деле.

Шакал и шеф пожали друг другу руки перед расставанием. Казалось бы, парадокс. Шакал честно сказал полицейскому, что идёт нарушать закон и не врал. И шеф знал это. Он всю жизнь проработал в полиции, давно уже избавился от излишнего идеализма. Да что там, он как никто знал, что иногда, чтобы поддержать порядок, нужно нарушить закон. Правда, в этом понимании он не так сильно углубился, как Шакал. Тот без зазрения совести своими руками пустит десяток невинных младенцев под нож, чтобы спасти полсотни взрослых, да ещё потом сможет доказать свою правоту. Потому что жизнь взрослого для Шакала ценнее, чем жизнь ребёнка. И тут он включал логику: полсотня взрослых ещё сможет сделать два десятка младенцев, а младенцы — не факт, что вообще доживут до половозрелого возраста. И потом, взрослый может работать, платить налоги, делать открытия, опять же, делать детей. Один раз пообщавшись с Шакалом на эту тему, шеф решил больше не разговаривать с унтер-офицером на философские темы. А то после таких разговоров полицейскому хотелось напиться в дрова.

Перейдя по мосту реку, маленькая компания направилась к вокзалу. Тут действительно было мало патрульных, всё внимание было сосредоточено на том берегу. Да, вокзал принимал составы с ценными товарами, но всё самое ценное выгружали ещё днём, а всё остальное было проблематично воровать. Попробуйте украсть несколько тонн зерна россыпью, руды или угля. Во-первых, зачем, во-вторых, представьте себе этот процесс, но с проносом в мешках за четырёхметровый забор. За***сь на первом же мешке.

Но Шакала и его людей не интересовали грузы. Под покровом ночи незаметно они проникли на перрон вокзала. Тут надо отметить: чтобы войти, им пришлось отворить ворота, запертые цепями и висящим на них замком. Немного поднапрягшись, Стронг смог порвать цепи руками. Стоит ли говорить, что за всем этим процессом наблюдал местный сторож, отчаянно прикидывающийся ветошью. «Да пусть хоть весь вокзал своруют, жизнь дороже». Шакал, Кул и Дидьен прошли мимо старательно притворяющегося спящим сторожа, а вот Стронг остановился, глядя на сторожа, и угольком подрисовал ему усы. Что чувствовал сторож, когда существо, похожее на самодвижущуюся гору, остановилось возле него и стало проводить какие-то манипуляции с твоим лицом, для всех осталось тайной. Но на утро сторож написал заявление об увольнении по собственному желанию.

Походив по путям и найдя то, что интересовало Шакала, а это была большая дрезина с рычагом-качелями, Шакал велел прицепить к ней прицеп и сложить туда их припасы. Побросав все вещи в прицеп и взявшись за рычаг дрезины, команда быстро покатила по рельсам.

— Ну, что ты обо всём этом думаешь? — спросил у Дидьена Кул.

Эти двое мало общались и плохо знали друг друга. Квартирмейстеры-зайцы вообще были в отряде на особом положении. Мало того, что у них всегда за спинами маячил могучий Стронг, от которого непонятно чего было ждать, так ещё и опека унтер-офицера незримой тенью стояла и хмуро поглядывала на всех желающих предъявить свои права на старшинство, грубо говоря, дедовщину. И это была правда. Казалось, вездесущий унтер успевал везде и всегда. Дни, когда Шакал угодил в карцер, были единственными днями, когда отряд мог по-настоящему расслабиться.

— Кул, вот видно, что ты был рабом не с рождения. У рождённых рабами в первые же годы жизни выбивают всё желание задавать такие дурацкие вопросы. Приедем на место, всё объяснят, — сказал Дидьен, работая рычагом.

— Да, я не об этом, я об этом, — Кул махнул головой себе за плечо.