Книга Ведьмин дар - Дарья Сергеевна Гущина

на солнышке.

– Это ведь не для тебя дело, – тихо заметил приятель, подойдя к неприметному коричневому гаражу и обернувшись, – согласись, Эф. Ты не в той форме, чтобы бегать за кем-то – да и от кого-то. Ты едва ходишь.

Открыл дверь он очень просто – потянул за ручку. Раздался щелчок – замком была родная кровь, живая и добровольно желающая попасть в убежище.

Илья первым шагнул внутрь, пригнувшись в низком дверном проёме, и протянул мне руку, помогая перебраться через неприятный порожек. И лишь оказавшись в знакомом мягко-охровом пространстве магического перехода, я позволила себе выдохнуть. Привалилась к стене, перенеся вес на здоровую ногу, и сухо спросила:

– Илюх, ты знаешь о типе по имени Корифей?

– Нет, – предсказуемо и недоумённо отозвался он.

– Этот парень – информационщик, и он способен взломать любое инфополе и выудить из него любую информацию. Любую, – повторила я выразительно. – Только что сказанные тобой слова, только что промелькнувшую мысль – даже ту, которую ты сам не запомнил.

– А, кажется, слышал, – сообразил Илья. – Но он же ненавидит наблюдателей.

– Но это не значит, что они не способны найти к нему подходы и вынудить работать на себя. Опять, – я ступила на больную ногу, поморщилась, но заставила себя сделать шаг. И следующий. – Мы его давно переманиваем, но он не даётся. Считает, что пристроим к делу, и в общем-то прав. Но пока Корифей где-то прячется – даже пока он где-то прячется, – мы не можем чувствовать себя в безопасности и спокойно работать. Другого инфомата такого уровня и потенциала у наблюдателей, хвала дару, нет, но и одного существования Корифея нам хватает выше крыши.

Приятель быстро сложил дважды два и получил необходимый результат:

– Клятва.

– Верно. Когда-то несколько самонадеянных ведьм замыслили одно весьма щекотливое дельце. Но из-за Корифея мы даже обсуждать это дело между собой сейчас не можем, – я поковыляла по коридору, держась за стену. – Времени с тех пор прошло много. Кого-то уже нет в живых, а кто-то не в форме, но дело есть дело, и закончить его надо. Любыми способами и средствами. Если не хватает силы, говорила наставница, вспоминай о мозгах.

Илья молча и заинтересованно внимал.

– Клятва, – продолжала я размеренно, – защищает даже от инфомата, но лишь процесс первичного обсуждения в кругу ритуала. Ни одна из нас не может предупредить другую, что выходит из игры, и передать роль. В форме я или нет, неважно. Важно то, что я обязана сделать, чтобы не подвести своих. Которые тоже сделали немало и сейчас делают не меньше. Кто-то – в уже бестелесном облике, ибо не дожил, кто-то перерождёнными по той же причине. Мы таились, ожидая стартового выстрела – новой волны убийств, – и дождались. Всё остальное не имеет значения.

Коридор закончился светлым арочным проходом, в котором чётко и благословенно маячила обычная стена с простенькими обоями. Добралась… Квартирка крошечная, однокомнатная, но… главное – сразу занять диван.

– Клятва худо-бедно защищает мыслеполе, а вот инфополе сказанного или написанного – нет. Поэтому ты просто молча меня слушаешься и ни о чём не спрашиваешь. Корифей может взломать всё, что угодно. Всё, – опять повторила я. – Поэтому я не рискую строить долгосрочные планы и, как верно заметил Моня, верчусь как флюгер и ловлю удачный ветер. Иногда он срывает меня с одного дела, направляя на другое, но моя удача тоже часть плана. Как и твоя бабушка была частью клятвенного круга. Я знаю, чем всё должно закончиться, а вот как доберусь… И засим, Илюх, я пошла мыться.

– Пельмени будешь?

– Всё буду.

– Эф?

– Что? – я взялась за ручку ванной.

– Твой дар тоже в деле? Тот, который перемещал в будущее?

– Отчасти. Он уснул, когда «уголь» выжгли. Перемещаться уже не получается. Только думать.

Да, и помедитировать за отдыхом в одном важном направлении не помешает…

Но, едва я устроилась отмокать в ванной, как из-за двери раздалось:

– Эф, а как быть с тем, что ты в приюте рассказала? Это же всё те же планы.

– А ты думаешь, наше хранилище ничем не защищено? – расслабленно хмыкнула я. – Весь участок, от первого куста до последнего камня, под мощнейшим колпаком. Да и его на всякий случай «китёнок» прикрывает.

– Понял, – отозвался Илья и через минуту загремел кастрюлями на кухне.

А я погрузилась в горячую воду – и в медитацию. Да, Гюрза права. Если получается продумывать из-за перестраховки и осуществлять случайно наихудшие сценарии, то…

Когда я отскребла себя от ванной и, замочив вещи в отстирывающем зелье, закуталась в старый халат наставницы и выползла на кухню, пельмени уже остыли, а приятель сидел за столом и опять сосредоточенно что-то слушал. Я неодобрительно посмотрела на его телефон, но промолчала. Бабушка не раз предупреждала внука об опасности устройств связи, и не удивлюсь, если телефон – это домик для подопытного, защищающего свою территорию от прослушек и слежек. Во всяком случае я видела, как Илья экспериментировал, презирая «побрякушки», именно с техникой. Это мы по старинке кольца силой заряжаем, а он, дитя своего времени…

За день я так проголодалась, что даже греть ничего не стала. Смела еду и на десерт глотнула обезболивающего. Всё, выспаться перед важным делом – закончить его наконец… Только прежде чаю выпить, крепкого, горячего и сладкого.

– Ты права насчет одержимости, – приятель вынул из уха один наушник. – Учитель подогнал мне запись объяснительной того парня, про которого ты говорила – который бывший наблюдатель, – и он подтверждает: абсолютно все безымянные – потомки одержимых. Парень, похоже, бывшую свою контору ненавидит люто – столько о них выложил, часов на восемь записей. Я тебе завтра нужен?

– К вечеру, – прикинула я, наливая в кружку с заваркой кипяток.

– На диван не претендую, – и он снова нацепил наушник и включил запись, погружаясь в информацию.

Да, и это тоже в его духе – просидит до утра, уснёт за столом, и потом не поднимешь…

Я допила чай, наслаждаясь тишиной старой квартиры. Наставница жила здесь долго, и каждая вещь хранила о ней память – и чашки, и табуретки, и старый советский холодильник, и изгнанное из современных квартир древнее радио… И постоянно мерещилось: обернёшься – а она стоит на пороге кухни, спокойная, суровая. И посоветоваться бы с ней, но мне наставница не являлась. Видать, сердилась за то, что я вернулась за её телом, рискуя перечеркнуть многолетние труды. А я никогда не жалела, что ослушалась.

Вымыв посуду, в ванной я прополоскала и развешала одежду, доковыляла до комнаты и заняла вожделенный диван. Компресс с мазью на колено,