Книга Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

марафет уже который день.

Вечером Арзо смотрел программу республиканских новостей по телевизору у соседей (у Самбиевых этой роскоши не было). Шли бурные перемены жизни. Осенью прошлого, 1982 года, скончался Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев. На его место пришел чекист Ю.Андропов. По стране начались чистки, строгость во всем. После брежневской расхлябанности наступала пролетарская сдержанность и суровость. Как обычно, ветер новых веяний с опозданием в полгода достиг юга страны. Но, как всегда, мелкая рябь кремлевских волнений в предгорьях Кавказа набрала силу шторма, если не урагана. В новостях сообщалось о многочисленных случаях разгильдяйства, кумовства, покрывательства. Руководство республики открыто обвиняло управленческий аппарат в низкой трудовой дисциплине, ответственности и даже некомпетентности. Сообщалось об освобождении от должностей крупных хозяйственников. По некоторым фактам открывались уголовные дела и делались административные взыскания…

Ночью Арзо не спалось. Вышел он во двор, призадумался. Неуютно показалось ему под сенью яблони, в ночной тиши сада он отчетливо слышал, как многочисленные гусеницы поедали не созревшие плоды и листву. Опротивели ему казенный коттедж, крона маленькой яблони, колхоз, вся жизнь. Только в эту ночь он осознал всю тягость своей жизни и главное – только в эту ночь он понял, что как ни учись, какие красные или синие дипломы ни получай, а власть в руках сильных и богатых. И как ты ни бултыхайся в коловерти жизни, а просвета в нужде и подавленности не видно. В душевном отчаянии он вспомнил о родовом наделе, почему-то ему показалось, что под роскошной сенью величавого бука, возле стен родного дома, у реки, ему станет легче. Глубокой ночью, под удивленный взгляд многочисленных звезд и холодной, рогообразной луны, под взволнованный лай растревоженных собак побежал он с одного конца в другой конец села, на край леса, где бурьяном порос не только их огород, но и двор. Обнял Арзо широченный бук, прислонился к шершавому стволу щекой, ухом вслушался в пульс могучего ствола. И показалось ему, а может, так оно и было, что слышит он, как течет обильная жизнь по артериям древесины, как спокойно, уверенно бьется сердце великана, а крона, необъятная крона шелестит сочной листвой, шепчет ему в назидание о мужестве и стойкости, о любви и верности, о борьбе за существование и нравственной чистоте и, наконец, о человеческом разуме и постижении истины земного бытия.

Долго стоял Арзо, впитывая телом и умом мудрость великана, потом, обремененный советами, сидел на гигантском щупальце корневища, прислонившись к стволу… И представляется ему, что отец, как в детстве, подсаживает его на дерево, с широкой улыбкой толкает вверх к необозримо большой кроне. Вот он покоряет высоту, карабкается изо всех сил, и вдруг руки отца остаются внизу, все, больше поддержки нет, он в неудержимом страхе, он хочет спрыгнуть, боится высоты, он кричит, а отца нет, он исчез, и Арзо когтями, до крови разодрав пальцы, вцепляется в ствол, усилие, еще и еще, из последних сил отчаянный рывок вверх – и сильные ветви бука с любовью подхватывают его и возносят к вершине. «Ты добился этого!» – аплодируют листья. – «Ты достоин величия – ты боец!» – звенят колокольчиками молодые орехообразные колючие плоды бука. А кругом поют птицы, порхают бабочки, прохладный ветерок развевает его кудри, белки прыгают по ветвям, и его отец, мать, брат и сестры прыгают в радости под кроной, машут руками, обнимаются… Вдруг писк, шум, возня, что-то легкое падает на голову Арзо, он открывает глаза и в предрассветной мгле видит, как прямо над головой маленькая, юркая белка по веткам мечется в поисках спасения от длиннотелой куницы. Прыжок один, другой, когтями цепляет хищник жертву, но белка в последний момент извивается и бросается вниз по стволу. Через голову Арзо, падая на ноги человека, белка слетает, выворачивается и скрывается в зарослях ворсянки и крапивы. Тот же путь проделывает куница, только она не задевает человека. Еще колышется разбуженная трава, погоня исчезла, поглощенная сумраком зари.

«Какие красивые пушистые зверьки! – подумал Арзо. – Вроде даже схожи, только чуть размером разнятся. И что они не поделили в этом ночном спокойствии?»

Потом он вспомнил сон, еще сидел, ощущая утреннюю прохладу и свежесть. С рассветом запели соловьи, прямо над головой Арзо громким флейтовым свистом разразилась самка-иволга, трескучим криком ей ответил самец. Недалеко, в предлесье, хлопая крыльями, затоковали фазаны. С колхозных полей после ночной кормежки, не спеша протрусило немногочисленное стадо кабанов… Мир просыпался. Арзо встал, пошел к реке, умылся, окончательно проснулся. Что-то новое, стойкое, вдохновляющее на жизнь зародилось в его сознании. Он чувствовал молодость и гибкость своего легкого тела. Внутри были чистота и рвение. Однако что-то внешнее, грубое, едкое сжимало в тисках его свободу, мысли и движения. Он понюхал одежду и ощутил гадкую вонь фермы. Арзо разделся, осмотрел себя и ему показалось, что в предрассветной мгле на его теле явно проступают синяки от поцелуев доярок, царапины от их потных рук. Презирая самого себя, он ежась подошел вновь к реке, с дрожью в теле, покрывшись «гусиным пушком», вошел в студеное русло, глубоко вдохнул и бросился с головой навстречу потоку. Приятная свежесть поглотила его, с радостью омыла молодое тело, играясь, щекотала белизну кожи.

Надеть вонючую одежду очищенный организм Самбиева противился. Выкинуть ее не представлялось возможным – не было достойной смены. Тогда Арзо тщательно простирал ее, весело фыркая, смеясь, натянул на себя мокрую холодную одежду и, ликуя, чуть ли не крича, побежал по уклону домой, к матери. Кое-кто из рано проснувшихся сельчан видел бегущего по селу Самбиева, даже пытался окрикнуть, но молодой человек несся вперед. Он за ночь переродился, это был уже не учетчик, теперь Арзо грезил большим, значительным, далеким и высоким, как его родной бук, сладость вершины которого он вкусил в эту ночь…

* * *

В шестнадцать часов в огромном кабинете председателя началось открытое партийное собрание колхоза «Путь коммунизма». Торжественность заседания чувствовалась издалека. У ворот центральной усадьбы две милицейские машины. Перед конторой ряд черных «Волг». В помещение впускают строго по списку, Самбиева в нем нет.

Тщетны все попытки Арзо присутствовать на собрании. А ведь он весь день готовил речь с критикой руководства колхоза. Может быть, его уволят, наконец-то, с работы, но он больше не учетчик, он не белка, за которой безбоязненно можно гоняться.

Обдумывая возможные варианты проникновения в зал, Арзо отошел в сторону. Рядом, сидя на корточках, кучковались, покуривая, шоферы спецмашин, еще какие-то приезжие. Арзо невольно услышал:

– Да-а, сегодня кинут Шахидова.

– Ну может, не