Книга Свет и тени русской жизни. Заметки художника - Илья Ефимович Репин

этого одного? Из какого лагеря будет он? И почему вы уверены, что этот один будет затевать только новое и не будет стремиться сделать свое по-прежнему, по-старинному?! А по-моему – ум хорошо, а два лучше.

Национальные дела слишком серьезны, чтобы их слепо доверить одному кому-то. Времени было много, могли бы выбрать и не одного. И что это за страсть наша – лезть непременно в кабалу каприза одного, вместо того чтобы целым обществом, дружно, сообща вырабатывать вещи, которые должны представлять всю нацию разносторонне, и, следовательно, едва ли они могут быть постигнуты одним деспотическим человеком, который бы только приказывал и указывал.

Нет, в это я не верю. Да и за что вы ратуете!!! У нас до сих пор именно так и делается. И значительная часть народа нашего вполне торжествует; берется и приказывает всегда один. У нас недостает только общественности, всесторонней разработки данного дела, недостает привлечения к нему людей любящих, понимающих это дело и с самоотвержением, без личных самолюбий способных заняться им серьезно, провести до конца известную идею, не рисуясь собственной особой. Такое действительно желательное отношение к делу у нас еще и не начиналось, и ему более всего мешают эти одни, которые мечтают только начальствовать; до сути дела им и горя мало, они его не понимают…

Если бы мне говорили посторонние люди, я никогда не поверил бы, что вы будете на стороне этих одних; а эта пресловутая воля народа! Право, это-то что-то похоже на наших московских мыслителей. Я все еще не верю, чтобы за это ратовали вы, наш честный, наш благородный рыцарь добра и правды!

Красота в правде

(из письма Н. Н. Мурашко)

Красота – дело вкусов; для меня она вся в правде. Сами великие мастера стремились всегда к правде и новизне – словом, шли вперед…

Я не фельетонист, но я не могу заниматься непосредственным творчеством. Делать ковры, ласкающие глаз, плести кружева, заниматься модами – словом, всяким образом мешать божий дар с яичницей, приноравливаясь к новым веяниям времени…

Нет, я человек 60-х годов, отсталый человек, для меня еще не умерли идеалы Гоголя, Белинского, Тургенева, Толстого и других идеалистов. Всеми своими ничтожными силенками я стремлюсь олицетворить мои идеи в правде; окружающая жизнь меня слишком волнует, не дает покоя, сама просится на холст; действительность слишком возмутительна, чтобы со спокойной совестью вышивать узоры, – предоставим это благовоспитанным барышням.

«Иван Грозный и сын его Иван»

(из письма П. М. Третьякову)

Дней восемь назад был у меня Дмитриев-Оренбургский, говорит, что картина запрещена уже (по распоряжению царя, получившего донос обер-прокурора святейшего синода Победоносцева, картина Репина была запрещена к показу публике – Ред.).

«Завтра вы получите формальное уведомление», – сказал он, но уведомления до сих пор не было. Лемех тоже слышал от г-жи Кохановой, что картина уже запрещена и мы получим уведомление, как только здесь закроем выставку – подождем формального запрещения, тогда хлопотать начну.

В Академии художеств профессор анатомии Ландцерт посвятил целую лекцию ученикам Академии, доказывая неверности в моей картине, анатомические и пропорций; говорят, ученики вступили с ним в спор и разбили его живым примером, составив из себя группу.

Хлопочут! О моей рекламе заботятся. Я сказал это Орловскому, – как они раздувают мой успех; наполовину посетителей я обязан их усилиям запретить…

Я хотел было идти теперь к вел. кн., но раздумал; другое дело, если бы с ними можно было поговорить откровенно, по душе, по-человечески, совершенно серьезно. Но что вы станете объяснять гвардейскому офицеру, никогда не мыслившему и имеющему свое особое миросозерцание, в котором вашей логике нет места!.. Бесполезно! Одна пустая трата драгоценного времени и еще порча крови. Лучше сидеть да работать, дело будет видно.

Царь-колокол

(из письма В. В. Стасову)

…Сначала мне странной показалась Ваша статья о Царе-колоколе, но, дочитав до конца, я пришел в восторг от мысли аналогии, которая сама собою просится на язык по прочтении. Да, великолепный в мире колокол молчит; он испорчен падением и звонить не может. (Воображаю, как бы он заревел!) И многочисленнейший русский народ молчит; и он испорчен падением, и он падал несколько раз с высоты свободных дум, на которые его не раз подымали вожаки… Он растрескался и ослабел.

Паскудные фальшивые нахальники, вроде Каткова и Победоносцева, стараются замазывать щели и уверять в его здоровье, непобедимости… Как на Турцию похоже; как нас неудержимо наши власти ведут по турецкой дорожке?!

Я совершенно поражен, удивлен: как это Вам сошло!!! В наше паскудное время царства идиотов, бездарностей, трусов, холуев и тому подобной сволочи, именующейся министрами государств и заботящейся о собственных животишках. И со страхом и трепетом стреляющих по всем проявлениям малейшего дарования в своем отечестве. Боже сохрани, чтобы кто-нибудь не превзошел их идиотизм!!..

Поездка на Кавказ

(из письма В. В. Стасову)

…Когда поскитаешься месяц по нашим завоеванным окраинам, которые, несмотря на все дары природы, представляют, с одной стороны, запуганных туземцев, а с другой – наглых мошенников, развращенных до безобразия пьяниц – победителей наших; общество, в котором городовой и жандарм представляют самых порядочных люден, когда понасмотришься и понатерпишься всей этой грязи, пыли, вони, ругательств на улицах – с каким удовольствием теперь приехал бы к вам в Парголово, в ваше тихое, интеллигентное пристанище.

Но здесь я видел так много нового, грандиозного, интересного, что поездку эту считаю одною из самых интересных в моей жизни. Военно-грузинская дорога с провалами до клокочущего Терека и со взмахами гигантских пластов скал до вечных снегов, водопады, дебри… Но как плохо и без толку строено это шоссе. Все оно теперь в размоинах, масса осетин работает над ним в опасных местах, и все-таки оно так и рассыпается, потому что сначала не организовано и не укреплено как следует.

Как хорош старый Тифлис с восточными базарами, майданами, крытыми и некрытыми, всевозможными мастерскими, всегда открытыми с улицы. А сколько здесь самых неожиданных, самых невероятных людей всяких национальностей. Особенно поразительны курды, персы, турки и кавказцы разных племен! Какая толкотня, крик и суетня на этих крошечных, грязных и пыльных улицах! Какая чернота лиц, какие невозможные для определения лохмотья, какие грязные трущобы, откуда выползают эти восточные призраки и где они едят свой плов, чурек невероятной грязноты и сальности руками! Какие впечатлительные фигуры дервишей! Вот это так настоящие альтруисты. Это не чета нашим торговым ханжам монахам.

Что за лица, глаза, какой странный костюм!! Эти черные всадники, которых часто принимаешь за монахов издали, и эти вечно траурные грузинки и армянки производят жуткое впечатление. У женщин это выходит особенно тенденциозно, хотя черный