Книга Золотая Орда и ее падение - Борис Дмитриевич Греков

что убитые ханом или ради него люди должны служить ему на том свете. У орхонских турков отголоском этой идеи был обычай воздвигать в память умершего статуи убитых им врагов; у монголов та же идея выражалась в обычае убивать всех встречных по пути похоронной процессии от места смерти хана до места погребения, причем им, по словам Марко Поло, говорили: "Иди на тот свет служить нашему государю!"». Марко Поло уверяет, что после смерти Мункэ-хана таким образом погибло более 20.000 человек.

С именем монголов этого периода даже связываются человеческие жертвоприношения. В этом отношении характерен рассказ персидского историка Вассафа (закончил свой труд в 1328 г.) о погребении знаменитого основателя монгольской власти в Иране — Хулагу-хана (1256–1265). По словам Вассафа, в могилу последнего были опущены наряду с разными вещами и драгоценностями и красивые девушки в праздничных одеждах[325]. О человеческих жертвоприношениях говорит и армянский автор XIII в. Киракос, труды которого являются ценнейшим первоисточником по монгольской эпохе. Он рассказывает, как Хулагу принес однажды человеческое жертвоприношение реке Тигру[326]. Описывая взятие столицы халифата Багдада в 1258 г., а также сцены убийства рукой Хулагу-хана последнего арабского халифа Мустасима (1242–1258), Киракос добавляет: «сыну своему он приказал умертвить одного из сыновей халифа, а другого велел принести в жертву реке Тигру: она, по его словам, не согрешила против нас, но содействовала нам при наказании нечестивых». По мере соприкосновения с более культурными, чем они, соседями, в среде монголов начинают распространяться и другие религии.

Так, при Газан-хане (1295–1304), когда верхушка монгольского общества начала принимать ислам, наряду с шаманизмом мы наблюдаем и буддизм. Об этом говорит не только Рашид-ад-Дин,[327] но и другие мусульманские авторы.

Привязанность многих монголов из знати к идолопоклонству и к буддизму была так сильна, что в хулагидском Иране Газан-хан, по словам Рашид-ад-Дина, вынужден был пойти на разрушение кумирен и других языческих храмов. Однажды, по словам последнего, хатуни и эмиры обратились к Газан-хану с просьбой сохранить в перестроенном под дворец виде языческий храм, построенный отцом Газан-хана. Свое прошение они мотивировали следующим образом. На стенах храма, разрушенного по приказу Газан-хана, имеются изображения его отца, ныне же снег и дождь окончательно их испортят, не лучше ли будет, если перестроить разрушенный храм под дворец и тем сохранить память об отце. Газан-хан на это не согласился, боясь как правоверный мусульманин нарушить нормы и предписания ислама. Те же настроения наблюдаются и среди монголов Золотой Орды. Известно, что Узбек-хан, считающийся главным проводником ислама в среде феодальных верхов золотоордынского общества, издал распоряжение об убийстве не только шаманов, которые играли такую огромную роль в общественной жизни монголов, но и буддийских лам[328]. Не следует, конечно, преувеличивать роль буддизма у монголов во второй половине XIII и начале XIV в., едва ли он мог быть даже очень заметным в жизни монгольского народа. По всему видно, что он не оказал никакого сопротивления исламу. Другое дело шаманизм, шаманы крепко держали в своих руках народные массы Золотой Орды еще много времени после официального принятия ислама верхами золотоордынского общества при Узбек-хане.

Говоря о распространении ислама в Золотой Орде, необходимо помнить, что успех или неуспех этой пропаганды зависел главным образом от того, в какой среде ее вели. В Дешт-и-Кыпчак, в самой гуще кочевников-трудящихся — как самих монголов, так и кыпчаков (к XIV в. процесс отюречения первых зашел уже очень глубоко), — ислам не имел успеха. Здесь можно вспомнить слова, будто бы сказанные одним из тюркских ханов в XIII в. послам омейядского халифа Хишама (724–743): «Нет среди турок ни цирульников, ни сапожников, ни портных; если они сделаются мусульманами и будут исполнять предписания ислама, чем же они будут питаться?»[329]. Во всяком случае, еще в XV в. в Дешт-и-Кыпчак было много язычников,[330] т. е. многие придерживались шаманизма. Совсем иная картина наблюдалась в городах, а также в среде господствующих классов Золотоордынского государства. Кемаль Карши (конец XIII и начало XIV в.) рассказывает, как среди турок в Кашгарии вместе с караванной торговлей шло и распространение ислама[331]. То же явление наблюдалось и в Золотой Орде. Известно, что вместе с купцами, вместе с постоянным притоком ремесленников из мусульманских городов в города Золотой Орды, главным образом в оба Сарая, шло распространение исламской религии. Более всего, конечно, в исламизации Золотой Орды сказалось влияние культурных центров Средней Азии, особенно Бухары и Ургенча, а также Булгара.

Берке-хан был первым из золотоордынских государей, заложившим прочный фундамент для привлечения наиболее сильных представителей феодальной верхушки к исламу. Вот как описывает известный арабский историк XIV в. Ибн-Халдун принятие Берке-ханом ислама: «…он [Берке] принял ислам от Шемседдина Эльбахерзи, ученика из [числа] последователей Неджмеддина Кубра… Эльбахерзи жил в Бухаре и послал к Берке предложение принять ислам. Он [Берке] сделался мусульманином и отправил к нему грамоту с представлением ему полной свободы делать в прочих его владениях все, что пожелает. Но он [Эльбахерзи] отказался от этого. Берке отправился в путь для свидания с ним, но он [Эльбахерзи] не позволил ему войти к нему до тех пор, пока его не попросили об этом его приближенные. Они выхлопотали Берке позволение [войти]; он вошел, снова повторил обет ислама, и шейх обязал его открыто проповедовать его [ислам]. Он [Берке] распространил его между всем народом своим, стал строить мечети и училища во всех своих владениях, приблизил к себе ученых и законоведов и сдружился с ними»[332].

Берке-хан, как это ясно из слов ал-Омари[333] и Элькалькашанди,[334] принял ислам еще в 40-х годах XIII в., т. е. до вступления своего на престол. В словах Ибн-Халдуна имеется несомненное преувеличение относительно размеров исламизации при Берке-хане. Во всяком случае, долгое время спустя на золотоордынском престоле мы видим еще ханов-язычников. Такими были Тудаменгу (1280–1287)[335] и Токта (1290–1312)[336]. Принятие ислама в Золотой Орде было фактом огромной политической значимости. Его особенно добивались в Египте мамлюкские султаны, которым была необходима дружба с Золотой Ордой перед лицом общей опасности — хулагидского Ирана. Следующим значительным шагом в деле распространения ислама было царствование Узбек-хана (1312–1342). Элькалькашанди говорит, что «последовавшие за ним [Берке] цари их [татар] в этом государстве не исповедовали ислама до тех пор, пока между ними не явился Узбек-хан, который чрезвычайно искренне исповедовал ислам, открыто высказывал приверженность к [новой] религии и привязанность к закону [мусульманскому]…»[337].

Как мы увидим ниже, при дипломатических сношениях с Золотой Ордой мамлюкские султаны Египта оказывали сильное давление на золотоордынских ханов в