Книга Когда-то там были волки - Шарлотта Макконахи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И к какому же выводу ты пришел, Дункан? — спрашивает Амелия. — Убийца была у нас под носом?
— Я еще не решил, — произносит он, улыбаясь своей кривой улыбкой, и я не уверена, что он шутит.
— Вообще-то у Инти есть алиби, — сообщает Бонни.
— Какое именно?
Бонни, видимо, это тоже забавляет.
— Не имею права сказать.
Значит, Дункан поставил ее в известность. Полагаю, он обеспечивал алиби мне, а я ему.
— Меня не спрашивали, — говорю я.
— О чем? — не понимает Бонни.
— Про алиби. Разве вы не должны были?
— Мы узнали о нем из другого источника.
— И не подумали пойти дальше, услышать подтверждение из первых уст?
У Бонни хватает такта изобразить смущение.
Я перевожу взгляд на Дункана.
— Я не хотел ставить тебя в неловкое положение, — объясняет он.
— О чем это вы? — требовательно спрашивает Амелия.
— В ту ночь я была здесь, — говорю я, желая увидеть реакцию Дункана.
— Ваше алиби — Дункан? — роняет Фергюс и разражается тонким смехом. — Тут есть некий конфликт интересов.
Амелии и Халли это тоже вроде бы кажется забавным, но Бонни неловко ерзает на месте.
— А я — его алиби, — отвечаю я. — Правда, меня никто не просил это подтвердить.
— Недоработка вышла, — улыбается Дункан. — Я вызову тебя в участок, когда тебе будет удобно. Мне все равно надо задать тебе еще несколько вопросов.
— Договорились.
— Все это одна только пустая трата времени, разве не так? — спрашивает Холли. — Любому ясно, что мерзавец просто слинял. Он же в долгах как в шелках.
Я навостряю уши.
— А кому он задолжал? Банку?
— В том числе, — отвечает Холли.
— Нехорошо обсуждать чужие финансовые проблемы, — замечает Фергюс.
— Так-то оно так, но это веская причина смотать удочки, — указывает Холли.
— Его могла укокошить Лэйни, — высказывает предположение Амелия.
— Предлагаю свернуть тему, — предостерегает Бонни.
— Я просто хочу сказать, что, если бы Стюарт меня постоянно валтузил, я бы уже давным-давно его грохнула. Только не говорите, что ваш первый подозреваемый не Лэйни.
— Но тело-то не нашли, — напоминает Бонни.
— А валтузил он ее еще как, — добавляет Холли.
— Это я к тому, — поясняет Амелия, — что он был настоящий подонок.
— Не всегда, — бормочет Фергюс.
— Да какая разница? — восклицает Амелия; ее обычно веселое расположение духа улетучилось. В ее тоне чувствуется возмущение предательством, и я решаю, что ветеринарша, как и все они, знала Стюарта много лет.
— Почему он изменился? — спрашиваю я.
Никто не отвечает, все только пожимают плечами и качают головами.
А потом Дункан говорит:
— Мужчин учат, что они должны главенствовать, но современное общество такие идеи больше не поддерживает, и некоторые не могут смириться с ускользающей из рук властью, воспринимая это как унижение. Поэтому, обозлившись, переходят к насилию.
— Долой патриархат! — рявкает Амелия.
— Господи, — бормочет Фергюс, хватаясь за сердце.
— Я не виню Лэйни за то, что она посматривала на сторону, — роняет Холли.
— Холли, — быстро останавливает ее Амелия.
— Пардон.
Воцаряется тишина. Я начинаю лихорадочно соображать: так, выходит, у Лэйни был любовник? Кто бы это мог быть? Сдается мне, она действительно главный подозреваемый в убийстве Стюарта.
Подходит Фингал и сворачивается на полу рядом со мной, положив голову мне на колени. Я откладываю наждачную бумагу и глажу его. К тому времени, когда в коттедже вдруг слышится волчий вой, пес уже спит.
— Боже помоги нам, — вздыхает Фингал. — Опять начинается.
Фингал поднимает голову и прислушивается, настороженно ощетинившись и навострив уши. Он вопросительно смотрит на меня, потом на своего хозяина, ожидая приказов. Должен ли он защищать нас? Что это — зов, предостережение или приглашение? Ворошит ли этот звук в его душе какие-то первобытные инстинкты?
Я полагаю, что да, поскольку пес поднимает морду и тоже испускает длинный взволнованный вой, отчего меня бросает в жар.
— Боже мой! — восклицает Фергюс, на этот раз громче.
Завывания в доме и снаружи вторят друг другу.
— Видишь, что ты наделала? — спрашивает Дункан, и я не сразу понимаю, что он обращается ко мне. — И так каждую ночь.
Я не могу сдержаться и улыбаюсь. Реакция собаки меня веселит.
— А мне они нравятся, — говорит Холли. — Как вы думаете, я могу завести щенка?
— Ты имеешь в виду волчонка? — смеясь, спрашивает Амелия.
Холли вполне серьезно смотрит на меня. Я отрицательно качаю головой.
— Почему? — настаивает она. — Если он будет нашим с самого рождения, если не привыкнет жить в лесу… Так ведь в домах и завелись собаки, разве нет? Когда-то давно кто-то их приручил.
— Сорок тысяч лет назад, — говорит Фергюс. Потом добавляет: — В каменном веке.
Я улыбаюсь.
— Вы знаток истории, да, Фергюс?
Он пожимает плечами.
— Почитываю кое-что.
— Нахватался верхушек, — хором произносят остальные привычную шутку.
Я глажу Фингала, пытаясь успокоить. На некоторое время он замолкает, прислушиваясь к голосу из леса. Вой адресован не ему; Пепел отпугивает более крупных животных.
— Волчонок привыкнет к тебе, — говорю я Холли, — и ты можешь его обучить. Они очень умные, быстро учатся и очень преданные.
— Вот видите! — восклицает она.
— Только зачем это тебе? — спрашиваю я.
Теперь все смотрят на меня, ждут от меня чего-то; я чувствую их взгляды и понимаю, в чем дело. Они все сейчас живут в страхе. Наша детская натура жаждет, чтобы чудовища принимали понятную нам форму. Люди скорее готовы бояться волков, потому что не хотят бояться друг друга.
— Волки не выстраивают с человеком таких отношений, как собаки, даже если живут среди людей с рождения, — объясняю я. — Одомашнивание — это результат селекции. Требуется много поколений, чтобы превратить дикое животное в домашнего питомца. Этот пес и волчица в лесу теперь даже не принад лежат к одному биологическому виду. Как бы вы ни любили волчонка, он вырастет хищником, так диктует ему природа, а держать такое существо на цепи или привязывать к дому просто жестоко.
Фингал издает очередной мощный вой, и мы все вздрагиваем.
Дункан неловко садится на пол около меня и кладет голову пса себе на колени.
— Тише, мальчик. Она плачет не по тебе.
Фингал виляет хвостом и лижет хозяину руку.
— Сегодня это совсем уж невыносимо, — объявляет Фергюс и встает, чтобы включить громкую музыку.
Остальные возвращаются к своей болтовне и плотничанью, а я смотрю на Дункана. Он задумался. Может быть, пора сказать ему все по-быстрому и покончить с этим. Но слова не идут на язык.
— Думаешь, такое когда-нибудь будет? — тихо спрашивает он меня. — Чтобы животное окультурилось.
— Хищное? — Я глажу собаку, и мои пальцы оказываются очень близко к его руке. Мне так сильно хочется коснуться его,