Книга Украденное воскресенье - Наталья Александрова

Валентину они не жалели, а Женю, очевидно, знали с детства.Господи, как же это? И внезапно я поняла, что это я, я сама, послужила причинойэтой трагедии. Ведь тот тип с измененным голосом сказал мне по телефону, чторазберется с Валентиной, вот и разобрался. Что же это такое творится? Вокругменя пачками гибнут люди, причем абсолютно невиновные, как Валентинин муж.

Все, хватит! Надо идти в милицию и во всем сознаваться. Еслираньше все, что я им рассказала бы, они подвергли сомнению, то теперь все равнобудет следствие по поводу взрыва. Два человека погибли, и на несчастный случайэто совсем не похоже. Я расскажу им все — как я потеряла память, как что‑товспоминаю потихоньку, что случилось в квартире на Некрасова, и про арабов тожерасскажу. Но сначала надо повидать Кирилла. Он сможет подтвердить хотя бынекоторые из моих рассказов, например про вчерашнюю тряпочную куклу.

Я развернулась на 180 градусов и понеслась к Кириллу. Ондолго не открывал, пока я чуть не выломала дверь. Выглядел он ужасно. Волосывсклокочены, глаза воспалены.

— А‑а, ты уже знаешь? — спросил он вместоприветствия.

— Кирилл, это все из‑за меня. Он опять звонил мневчера вечером, я хотела стравить их с Валентиной, он сказал, что с нейразберется, вот и разобрался.

Он молчал, думая о своем. Если бы он отдал эту чертовуброшку, Женька бы не погиб. Но кому надо было ее отдать? Если Валентине, тоЖенька бы не погиб, но тогда могла погибнуть Таня, а может быть, и ребенок. Аесли бы Татьяна отдала эту чертову брошку тому типу с неживым голосом, то ещенеизвестно, оставил бы он ее в живых, ведь она многое про него знала. Номервчерашней машины он запомнил, но что толку, без милиции все равно неразберешься, кто хозяин.

— Ты слышишь, Кирилл? Я иду в милицию, я так больше немогу.

— Сядь, успокойся. В любом случае сегодня уже никого вмилиции нет, девятый час.

— А тебя допрашивали?

— Так, мимоходом. Мне Раечка позвонила.

— Как Мария Михайловна?

— Плохо.

Теперь она совсем одна осталась? Там естьродственники. — Кирилл неопределенно махнул рукой.

— Так мы пойдем завтра в милицию?

— Зачем? Сейчас они будут проверять все Валентининысвязи, ясно, что ее из‑за этого убили. Вот пусть и ищут в ее бывшейфирме, и потом в ее окружении, зачем она в Ливан ездила, а мужу сказала, что вТурцию.

— Она в Ливане была? — вскинулась я. — А проВадима ты им сказал?

— Тогда и тебя надо вмешивать, а я не хочу.

— Почему?

Он посмотрел на нее со злостью. Неужели не понимает? Впоследнее время похолодало, и сегодня на ней под курткой был светло‑лиловыйсвитер с высоким воротником и узкие черные брюки. Сейчас глаза ее тревожнопотемнели и были цвета грозовых туч. Ого, на Балтике будет шторм!

Почему они всегда встречаются в особых опасныхобстоятельствах, почему нельзя просто, чтобы она сидела рядом, улыбалась ему,болтала о пустяках. Или сходить погулять в Петропавловку…

Он тут же опомнился. Если бы не вся эта свистопляска, Таняна него бы и не взглянула. Такие женщины не для него, надо трезво оцениватьсвои силы.

Он рассердился. А для кого? С мужем она разошлась, и, судяпо тому, с какой готовностью пришла знакомиться с тем подонком Вадимом, никогоу нее сейчас нет. И все равно, она не для него. Как разозлилась тогда в метро,после их единственной ночи. И до сих пор не может ему эту ночь простить. Какобъяснить ей, что тогда она пришла к нему сама и от нее исходил такойсексуальный призыв, что любой бы потерял голову, а ведь она ему понравилась ещедо этого.

Татьяна поняла его сердитый взгляд по‑своему.

— Послушай, я, конечно, виновата, что подставилаВалентину. Все моя глупая болтовня, но ведь я их не убивала, что же ты на меня,как на врага? И почему, Кирилл, ты не сказал в милиции про меня?

Он отошел к дивану и сел, обхватив голову руками. Он устал,очень устал, ему безумно жаль Женьку, который погиб по нелепой случайности.

Мне стало невмоготу сидеть и смотреть, как он страдает.

— Вы давно были знакомы с Женей?

— С первого класса.

— Все это ужасно, мне очень его жаль. Поскольку Кириллникак не реагировал на мои слова, я отважилась погладить его по голове. Онперехватил мою руку и прижался к ней щекой. Сердце у меня забилось сильно‑сильно.В чем мы провинились, что на нас посыпалось столько несчастий? Я обняла Кириллаи все гладила и гладила его по голове, как маленького. Наконец он тихонькоотстранился.

— Послушай, я же все‑таки мужчина и вообще живойчеловек. Я так долго не выдержу.

Я повеселела — раз вспомнил, что он мужчина, значит, немногоочухался.

— У тебя есть вести от дочки? — спросил Кирилл,чтобы преодолеть возникшую неловкость.

— Пока нет, но думаю, там все в порядке.

— Я видел вчера у тебя ее фотографии, вы очень похожи.

— Да? — Я оживилась. — А вот посмотри на эту.

Я достала из портмоне мою самую любимую, где мы с Аськойвдвоем и действительно очень похожи.

— Идиот! — произнес Кирилл, рассматривая фото.

— Кто?

— Твой бывший муж. Бросить таких девчонок!

Комплимент был какой‑то непонятный, но все же ярешилась уточнить:

— Он не бросал, а просто мы разошлись. И теперь онснова женится.

— Вот я и говорю — кретин! — покачал головойКирилл.

Чтобы отвлечь его от грустных мыслей, я рассказала емунесколько смешных историй про Аську, потом собралась уходить.

— Кирилл, у меня к тебе предложение. Давай мы оба будемсчитать, что мы порядочные люди, и доверять друг другу. Ты поверишь, что ядействительно потеряла память на тот несчастный день и ничего не помню. А я сосвоей стороны прошу прощения, что сильно накричала на тебя тогда в метро,наверное, это я сама во всем виновата, хотя до сих пор не понимаю…

— Не понимаешь, что тебя заставило это сделать, что тыво мне нашла?

— Не будем уточнять. Я чувствую, что ты хочешь самотомстить тем типам, что убили Женю. Но, пожалуйста, будь осторожен, а я тебеобещаю, что буду с тобой во всем советоваться.

Он взял мои руки в свои и поцеловал.

— Ты вообще‑то что‑нибудь ешь?

— А что?

— А то, что ты худая, как персидская кошка.

— Как это? Персидские кошки все толстые.

— Вовсе нет. Это так кажется из‑за пушистости. Ав руки возьмешь — это все одна шерсть, а самой кошки там чуть‑чуть. —Он обхватил меня руками, но отпустил до того, как я сделала попыткуосвободиться.