Книга 12 месяцев. Необычные эротические приключения - Генрих и Ксения Корн

– А может быть, потому что у неё по утрам это любимое занятие, и он это знает.

Янка нетерпеливо вильнула задом.

– Ну же. Меньше слов, больше дела.

И он молча вставил член туда, где у неё задница переходила в щель, имя которой «деловая пизда». Неторопливо углубился и хорошенько поимел её. А я ни разу не отвела глаза. И да – мне было нисколечки не стыдно, не завидно, не скучно. Тот редкий случай, когда ты третий, но не лишний, ты – зритель блестящего фильма, снятого только для тебя.

А потом мы все вместе пошли в душ. Здорово, да? Да, здорово. И пусть все ханжи мира захлебнутся своей желчью во имя этого безрассудного и счастливого буйства жизни против скучных правил, установленных такими же скучными людьми. Аллилуйя.

– Ты всё ещё хочешь уехать отсюда? – шепнула мне на ушко Янка.

– Нет, – ответила я и поцеловала её в губы. От всей души. За всё то, что она сделала для меня. На свете поискать подругу, готовую поделиться с тобой всем, что у неё есть. А особенно тем, чем поделилась она. Своим – нет, не парнем, не мужем – своим счастьем.

Я была несчастлива не потому, что не имела нормального заработка в своей жизни, не потому, что у меня не было мужчины, – деньги приходят к тебе, если ты не сидишь сложа руки, мужчины тоже приходят, если ты пока ещё молода и хороша собой. Но есть нечто, действующее не извне, а изнутри тебя. Это особое состояние души – оно либо твой самый лучший друг, какой выручит из любой напасти, либо твой наихудший враг, какой только и ждёт, чтобы в очередной раз выбросить тебя за борт в бушующее море.

Я была несчастлива потому, что не любила свою жизнь, себя в ней, весь мой мир, в котором несвобода, несчастье, неблагополучие – как норма. Живи и страдай, ибо вот: жизнь и есть страдание сама по себе, ярмо, которое нужно пронести до конца. А там, на небесах, всё будет хорошо. Если только Господь не упечёт тебя в ад за твои земные грешки.

И вдруг я изменилась. Я ясно ощутила, что всё это мировоззрение, отравлявшее меня изнутри, – глупость и неправда. Что можно жить иначе, по-другому: с любовью к жизни, к себе, к миру. Быть свободной, счастливой и благополучной. Жить и радоваться, потому что жизнь сама по себе и есть радость, благо, которое тебе дано просто так и ничего от тебя не требует – ни сейчас, ни тогда, когда ты умрёшь. И нет ни рая, ни ада. Рай и ад – это ты, в тебе начало и причина всего, что с тобой происходило, происходит и может в будущем происходить. Несчастье – это твой выбор. Счастье тоже твой выбор – так отчего же не жить счастливо, если тебе этого хочется? Я осознала, что я могу так жить. Потому что на самом деле всё можно.

Янка посмотрела на меня удивлённо, но ничего не сказала. Кажется, мы прекрасно поняли друг друга. А главное то, что я ей не соперница и даже не подумаю ничего такого, что я преданный друг, не забывший своё место за её щедрым дружеским столом – место доброго гостя.

Обед – завтрак-то мы благополучно проспали – Серёжа по телефону заказал прямо в домик. Никому не хотелось собираться и тащиться по жаре в столовую. Более того, после душа нам вообще не хотелось одеваться, никому и в голову не пришло нацепить на себя хотя бы трусы.

Я, наверное, впервые с того времени, как перестала агукать и писать в пелёнки, провела весь день голышом. Даже вечером, решив искупаться на озере, мы не взяли с собой никакой одежды, только полотенца, да и те были вместо коврика под задницу. Благо, берег пустовал, и мы могли наслаждаться своим уединением вволю.

Во время учёбы в училище я два года встречалась с одним милым мальчиком из хорошей московской семьи, очень хотела выйти за него замуж, но не срослось: то ли родители отговорили, то ли он сам не решился сменить секс от случая к случаю на стабильные узы брака, сейчас уже не важно. Суть вот в чём: никогда за все те два года мы с ним не были настолько откровенно и безгранично близки, как в этих странных, ни к чему меня не обязывающих отношениях с Янкой и Серёжей. Наверное, я и не знала по-настоящему, что такое вообще близость между людьми. Что она может быть такой: без всяких границ, полной, исчерпывающей, естественной до самого конца.

Я совершенно позабыла, что на мне нет ничего, кроме подаренного жизнью тела. Позабыла, что голой быть ненормально и этого надо стесняться хоть немного. Особенно в обществе других людей. Тем более с мужчиной. И совсем уж неприлично не стесняться мужчины, который тебе никто, просто знакомый. К тому же и знакомый-то чуть более суток. К тому же он со своей девушкой. Вот она, рядом с ним. Присела на корточки и писает на сырой глинистый прибрежный песок, буравя золотистой струёй лунку, из которой разбежались в разные стороны тёмные и тёплые ручейки. Он и сам писает в заросли молодой крапивы, словно из шланга поливает. А потом забавно так стряхивает оставшиеся внутри капли. Капли разлетаются в разные стороны, и одна, сволочь, падает мне на коленку. Но мне смешно. Ведь я тоже тут же сижу и писаю – очень долго, никак не могу закончить. А они ждут меня.

Накупавшись, мы бродили по берегу и набрели на одинокую лодку с вёслами.

– Серёж, а прокати нас на лодочке! – радостно предложила Янка.

Серёжа раздумчиво почесал пузо и потом то, что пониже него.

– Садитесь. Если на цепи нет амбарного замка, то запросто прокачу.

На цепи не было амбарного замка – крючок и проволока какая-то, бери кто хошь и катайся. Мы отцепили лодку и покатались.

Серёжа грёб и сосредоточенно смотрел мне куда-то в район пупка. А потом я поняла, куда он смотрит, и нарочно пошире раздвинула ноги. Ну и пусть смотрит, если ему хочется. Чего он там ещё не увидел за сегодняшний день? Чудной народ – мужики. Янка сидела рядом со мной и тоже всё поняла – тоже пошире раздвинула ноги. Тогда его сосредоточенный взгляд с каждым рывком вёсел стал прыгать от моего пупка к Янкиному и наоборот.

Наконец Янке это надоело.

– Серёж, ты вёсла не потеряешь? Никак на женские письки, что ли, не насмотришься?

Он поднял глаза от наших пупков, повертел головой по сторонам.

– А вам это не понять. Для этого мужиком надо родиться.

Янка прыснула от смеха, толкая своим острым локтём меня в бок.

– Ты слышала, Ань? Мы с тобой ничего в этом не понимаем!.. А по-моему, у женщины нет более неприглядного места, чем её писька. Половой орган – чего с него взять? Ирония природы.

– Говорю же, ничего ты не понимаешь. Всё очень красиво устроено. Природа постаралась на славу. Это шедевр, а ты его «иронией» ругаешь.

– Шедевр? – хихикнула Янка. – Тогда поцелуй.

– Легко.

Он бросил вёсла и с ловкой быстротой поцеловал её между ног. Она сразу перестала смеяться и немного покраснела. Но, взглянув на меня, снова заулыбалась:

– Я же этим писаю, а он целует… Глупый.

– Сама ты глупая, – беззлобно огрызнулся он. – Ты там только свою письку видишь, а я вижу образ. И целую я образ. Образ женщины, природы и вообще жизни. Все люди вышли оттуда. Так почему бы не поцеловать?