Книга Помолвлены понарошку - Лана Кохана

На улице было прохладно, и обнаженная кожа ног незамедлительно покрылась мурашками. Я прыжками пересекла путь до бассейна, но тут же пожалела о том, что не осталась около Бена. Наблюдала бы за ним как маньячка — всего-то. Но нет, теперь я ни за кем не понаблюдаю. Разве что россказни о том, как умершие с небес приглядывают за близкими, окажутся правдой.

Из тьмы на меня мчалось лохматое чудище. Первое время я слышала лай, но затем — лишь биение собственного сердца. Я так отчаянно неслась обратно в домик, что потеряла босоножек, ведь ранее решила, что нет смысла тратить лишние две минуты и мучиться с застежками.

Дверь звучно захлопнулась за мной, но пульс в ушах был громче. Он заглушал все, и даже мысли. Я видела, как Бен поднимается с дивана, как потирает глаза. Его губы двигались, однако звук был отключен. Я дышала часто и быстро, но, когда мужчина начал активно демонстрировать размеренное дыхание, последовала его примеру.

— Вот так, Лоис, вдох, — наконец услышала я голос Бена, — выдох. Вдох, выдох. Жива? Цела?

— Д-д-да, — губы тряслись, зуб на зуб не попадал. — М-м-м-мой босоножек…

Взгляд друга метнулся к моим ногам:

— Ты взяла только одну пару?

Я закачала головой.

— Хорошо, сейчас найдем вторую. Зачем ты вообще пошла на улицу?

— Хотела…

Я опустила голову и начала ковырять босой ножкой пол:

— Хотела пампушку с чесноком.

— Я же не посягал на твою кровушку, — улыбнулся Бен.

— А мой желудок посягал на пампушки. Это была глупая, очень-очень глупая затея. Мне не следовало…

— Да ладно, не грех хотеть есть посреди ночи. Пойдем.

Мои глаза чуть из орбит не вылезли, и я плотнее прижалась спиной к входной двери.

— Нет!

Бен засмеялся и отлепил меня от деревянного пласта. Я сопротивлялась, цеплялась за мускулистую грудь и, в конце концов, надумала упасть на пол. Не лишним было бы вдобавок изобразить эпилептический припадок. Не станет же он насильно тащить меня обратно на растерзание зверю? Бьющуюся в конвульсиях — уж точно!

— Я буду с тобой. Биэр тебя не тронет, — мужчина удерживал мои плечи, мешая телу принять горизонтальное положение. — Никто из лохматой шайки тебя не тронет. Ты же хочешь пампушек?

— Жить я хочу больше, — хныкала я.

Бен натянул футболку, подсунул мне другую пару босоножек, развернул мое ватное тельце и, держа его обеими руками, повел нас на бойню.

34

Прошло всего пару минут, но на улице нас уже подстерегала лохматая шайка в полном сборе. Я дрожала не то от холода, не то от сопереживания своему босоножку. Он подпрыгивал в слюнявой пасти Биэра, раз за разом налетая на белоснежные клыки, что блестели в ночи, словно острие ножа, которым разделывают человечину в фильмах ужасов.

Тяжело сглотнула. А ведь если бы не Бен, я могла бы сейчас быть на его месте.

Мы проделали безумно длинный путь. Порой мои ноги бастовали, отказываясь выполнять свою работу и двигать тельце вперед. В такие моменты Бену приходилось брать на себя роль полицейского, прекращающего несанкционированный бунт. Дубинки и наручников не было, конечно, но у моего друга имелись и другие весьма действенные методы.

Отлично, теперь в воображении разыгралась картина Бена с наручниками и внушительной «дубинкой»: губы украшает улыбка, тело — отсутствие какой-либо одежды…

Зашибись. Давайте дружно скажем спасибо моей прекрасной фантазии и паршивому вибратору. Вот чтобы я еще хоть раз повелась на россказни продавцов!

Когда мы наконец зашли (а кое-кто рыжий влетел) в главный дом, я резко выпустила воздух, опираясь руками на колени. Сердце изо всех сил колотилось в груди. Оно было в шоке, что все еще может это делать.

— Теперь и мне захотелось пампушек, — задумчиво произнес Бен. — Биэр так смачно уплетал твой босоножек, что волей-неволей заурчит в животе.

Я медленно подняла на него угрожающий взгляд. Ухмылка сияла на губах мужчины.

— Ты, должно быть, хочешь отблагодарить меня за сопровождение? — будто не замечая предостережения на моем лице, спросил Бен. — Меня устроит поцелуй.

Он закрыл глаза и постучал пальцем по щеке:

— Вот сюда.

С полминуты я не шевелилась. Мне казалось, ему следовало понять, что нельзя издеваться над переживающим потерю (пусть даже простого босоножка), а потом требовать от него поцелуй. Однако Бен терпеливо ждал свою награду, и я засомневалась. В конце концов, он ведь провел деву мимо дракона. За это рыцарям полагается полцарства или хотя бы поцелуй, так?

Я выдохнула, зажмурилась и потянулась к Бену, но вместо колючей щеки мои губы встретили его губы.

Следовало тут же отпрянуть, но ноги устроили новый бунт, как, впрочем, и все тело. Бен едва коснулся ладонью моего носа, щеки, скользнул на шею — он и не думал отстранятся. Подушечки пальцев медленными круговыми движениями нежили кожу в районе сонной артерии. Та активно пульсировала в такт ускорившемуся ритму сердца, но поспешила отозваться на ласку, пуская сотню токов по телу.

Внезапно до меня дошло, что это все лишь сон. Я не просыпалась посреди ночи — на меня это не похоже. Все происходящее — очередная разыгравшаяся фантазия отравленного кислородом мозга.

Стоило мне в это поверить, и уста открылись навстречу потаенному желанию, а тело плотнее прижалось к Бену. Как и во всех предшествующих мечтаниях, мужчина ответил на мой поцелуй, углубляя его, втягивая меня в водоворот сладостных ощущений, заставляя полностью отдаться чувствам.

Одна рука Бена обвила тонкую талию, вторая — запуталась в карамельных волосах. Запах его кожи кружил голову, мягкость губ заставляла чувствовать себя любимой, настойчивость языка — желанной. Я позволила ладоням бессовестно бродить по накаченным плечам, временами поглаживая, сжимая, хватая и притягивая мужчину к себе.

То был дурман, дарящий безмятежность. Блаженство в чистом виде. Сладкий сон, в котором не место логике.

В жизни, конечно, Бен ни за что не поцеловал бы меня так: упоительно, жадно, всерьез… Но как же приятно грезить, каково бы это было.

Я знала, что будет дальше, и тело гудело, изнывая в предвкушении.

Вот пальцы одной руки Бена окончательно тонут в волосах, слегка оттягивают их, подстраивая положение головы для удобства поцелуя. Вторая горячая ладонь опускается ниже, обжигает талию, сжимает ягодицу, привлекая к себе, позволяя ощутить всю твердость намерений мужчины…

Однако девичьего смеха, пусть и приглушенного, не должно было быть в моем сне, раз тот приобрел эротический оттенок. Сетуя на воображение, что не удосужилось оставить нас с Беном наедине, я прервала танец губ, открыла глаза.

Моргнула раз, и еще раз — хмельная дымка рассеялась, но на устах все так же пылал след от скользившего по ним языка, что стремился понять, каковы они на вкус, и тут же с напором проникал в рот, продолжая исследовать, властвовать, доводить до исступления.