Книга Вдова военного преступника - Элли Мидвуд

На обоих лестничных пролётах воцарилась неожиданная тишина, и только сейчас, оглянувшись, я заметила, что последний офицер, оставшийся у входа, также был мёртв, скорее всего убитый осколком гранаты, которую взорвал его командир всего пару минут назад. Я снова перевела взгляд на своего теперь уже потерявшего сознание мужа и, испугавшись почти что мертвенной бледности его лица, поняла, что дольше тянуть было нельзя. Единственные люди, у которых сейчас можно было спросить врачебной помощи, находились внизу. У них даже карета скорой помощи стояла на другой стороне улицы (наша, немецкая конечно же, но всё же), куда они сносили своих раненых солдат; я сама её видела этим утром из окна. Если кто мог помочь моему мужу, так это были они.

Мои руки предательски дрожали, когда я осторожно снимала один из стульев с баррикады в дверях и опускала его на пол.

— Там кто-нибудь есть? — крикнула я, всё же прячась на всякий случай за дверным косяком. — Мы сдаёмся! Мне срочно нужна медицинская помощь! Поднимитесь сюда, пожалуйста, мы не будем стрелять, я обещаю!

Какое-то время я сомневалась, что они хоть что-то из моей речи поняли, судя по тому, что долгое время мне никто ничего не отвечал. Но затем наконец голос отозвался снизу:

— Сдаваться?

— Да, да, мы сдаёмся! Мне нужен доктор! Доктор! — я как можно понятнее произнесла последнее слово, надеясь, что они меня поймут.

— Выходи руки вверх!

— Я не могу выйти отсюда, выход забаррикадирован! — крикнула я в ответ, оценивая взглядом навороченную друг на друга мебель. Ещё несколько стульев я сдвинуть, конечно, могла, но вот бывший стеллаж, где раньше хранились многочисленные дела, огромный металлический сейф и уж тем более перевёрнутый тяжеловесный письменный стол были мне явно не под силу. — Вы не могли бы подняться ко мне?

— Выходи руки вверх! — повторил голос снизу, явно не понимая, что я говорила.

— Не могу! — Я попыталась вспомнить, что они обычно кричали на немецком снаружи, чтобы объясниться в понятных им терминах. — Сдаёмся! Руки вверх! Нужна помощь! Пожалуйста! Доктор!

— Руки вверх! — голос теперь звучал значительно ближе, и я уже слышала, как осколки цемента шуршали под его тяжёлыми сапогами. Русский. Враг.

Я быстро оглянулась на Генриха, убеждаясь, что он всё ещё дышал, осторожно поднялась с колен — впервые за несколько часов — и подняла руки над головой, медленно подступая вплотную к баррикаде.

Я увидела его в тот же момент, что и он меня, — совсем молоденький русский солдат с винтовкой наперевес. Он быстро направил её на меня и сдвинул брови.

— Руки вверх!

— Да, да, руки вверх, я безоружна, — поспешила заверить его я. — Доктора, прошу вас!

Он крикнул что-то своим товарищам, оставшимся на третьем этаже и, по-прежнему держа меня под прицелом, сделал последние несколько осторожных шагов к баррикаде, разделявшей нас.

— Доктор, — умоляюще повторила я, указывая на Генриха за моей спиной.

— Руки вверх! — тут же окрикнул меня русский, потеряв из поля зрения мою опущенную руку. Я сразу же вскинула её обратно наверх, а затем медленно и крайне осторожно начала тянуть её через перевёрнутый стол.

Русский наблюдал за мной в непонимании и явном сомнении, но всё же позволил мне сомкнуть пальцы на его рукаве и потянуть его ближе к себе, чтобы тот увидел наконец моего раненного мужа. Русский солдат был совсем ещё юн, возможно даже моложе меня, и держался так же настороже, как и я. Я выдавила из себя натянутую улыбку и потянула чуть сильнее.

— Пожалуйста, — повторила я, указывая головой в сторону лежащего на полу мужа. Солдат наконец-то его заметил. — Доктор.

— Руки вверх, — снова сказал он, но совсем уже с другой интонацией, похоже, просто напоминая, чтобы я держала руки там, где он мог их видеть, и не делала бы никаких резких движений. Я кивнула и снова подняла обе руки вверх, отступая в сторону.

Он снова крикнул что-то своим товарищам и, судя по редким выстрелам, по-прежнему доносящимся снизу, я пришла к заключению, что русские были заняты зачисткой нижних этажей. Мой русский тем временем закинул винтовку себе за спину, ловко перелез через баррикаду и вынул пистолет, на всякий случай проверяя периметр. Как только он удостоверился, что из живых на нашем этаже оставалось только нас двое, он склонился над Генрихом, но всё же отодвинул оставшееся оружие и боеприпасы подальше от меня и моего мужа.

Он приподнял китель, которым я укрыла Генриха, покачал головой от вида его раны, слегка кровоточащей даже сквозь бинты, и снова оглядел его китель.

— Генерал? — спросил он меня, указывая на нашивки.

Я немного растерялась сперва, судорожно пытаясь сообразить, что ответить. Я ведь не знала, было ли «генерал» в понятии русских чем-то плохим, и означало ли, что чем выше был ранг, тем больше причин было пристрелить владельца кителя на месте; или же «генерал» напротив было чем-то почётным, и означало, что взявшего такую важную птицу в плен подразумевало под собой возможные награды, а то и повышение по службе. Я сделала выбор в пользу второго, отчаянно надеясь, что угадала верно.

— Да, генерал, — едва шепнула я и невольно задержала дыхание.

Русский кивнул, как мне показалось удовлетворённо, и снова прокричал что-то своим; дождался ответа и снова что-то крикнул. Пока они обменивались репликами, я снова склонилась над Генрихом и осторожно отодвинула мокрые волосы от его покрытого испариной лба. Было видно, с каким трудом ему давался каждый вдох. Я поцеловала его в лоб и, не в силах больше сдерживать слёзы, до смерти напуганная неизвестностью, чувствуя себя абсолютно беспомощной, окружённой врагами, я тихо расплакалась, гладя холодную руку Генриха в своей.

Я и не заметила, как русский опустился на пол рядом со мной, пока он не протянул свой перепачканный носовой платок мне в руки. Я мысленно отругала себя за сам тот факт, что чуть не сморщила нос при виде грязной тряпки в своей такой типично немецкой одержимости чистотой и порядком, когда моё лицо было наверное куда грязнее, чем платок сидящего рядом солдата. Я с благодарностью кивнула, принимая платок, и утёрла слёзы.

— Muzh?[1] — спросил он меня что-то на русском, чего я не поняла, указывая на Генриха. Заметив моё смущение, он указал на кольцо на безымянном пальце моего мужа, а затем на моё.

— Да, — ответила я, догадавшись, что он спрашивал, был ли Генрих моим мужем. А затем, просто по привычке, я протянула русскому руку, прежде чем сама поняла, что делаю. — Аннализа.

Он слегка нахмурился сперва, но затем всё же взял мою руку в свою и слегка пожал её.

— Mikhail.